ВАСИЛИЙ ВАРЛАМОВ
Необъятные северные широты нашей страны населены, в том числе, большим количеством малочисленных народностей. Большинству нас, жителей юга — а для таких народов все мы южане, хоть красноярцы, хоть крымчане — народы Крайнего Cевера представляются крайне смутно. В лучшем случае мы вспомним бессмертных героев «бородатых» анекдотов — чукчей, ну и может еще несколько наименований, тех же якутов или эвенков. А уж о культуре этих народов мы и вовсе имеем крайне слабое представление (опять же, вспомним лишь чумы, оленей и шаманов с бубнами). Между тем, среди коренных жителей Крайнего севера есть люди, которые культурно и духовно гораздо ближе нам, чем многие наши «южные» соседи.
На севере Красноярского края, в районе верховья Енисея и реки Хатанга живет малочисленный народ — долганы. Они не только прекрасно владеют русским языком и носят русские имена и фамилии, но и исповедуют православную веру.
Единого мнения о том, как именно образовался этот этнос нет. Ясно лишь, что долганы появились от якутов, потому что язык их очень похож, можно даже сказать, что долганский язык — это диалект якутского, имеющий только некоторые различия в фонетике. Долганская народность сложилась из переселившихся с рек Лена и Оленек эвенков, якутов, местных эвенков, отдельных семей энцев, так называемых затундренных крестьян — этнографической группы русских старожилов, проживавшей вдоль рек Дудинка и Хатанга на Таймырском полуострове, и от казаков, осваивающих северные районы и бравших себе в жены местных женщин.
Православное духовенство появилось на Енисейском Севере вслед за первыми служилыми и промышленными людьми, обосновавшимися здесь в на чале XVII века. В соответствии с путями проникновения русских на Енисейский Север, можно говорить и о вероятных первоначальных центрах миссионерского влияния на коренное население. Таким центром была Мангазея. Влияние русских из Мангазеи вскоре распространилось до Енисея. В качестве форпостов русских были образованы Туруханское, Хантайское, Хатангское и Дудинское зимовья.
Первые церкви в районах, близких к кочевьям коренных жителей Таймыра строятся в XVIII в. По-видимому, раньше всех появилась церковь в зимовье Хатангском на Восточном Таймыре. Храм в Хатанге появился еще в конце XV — начале XVI века, еще до основания ясачного зимовья. Это была деревянная (из тонкоствольной лиственницы) Спасо-Богоявленская церковь, которая из-за пожаров и плохих погодных условий часто перестраивалась. На месте сгоревшей церкви в начале XVIII века была построена новая. В 1905 году Спасо-Богоявленский храм, в год своего 200-летия, был освящен.
В период советской власти Хатангский приход был разграблен, храм использовался как жилой дом и парикмахерская. В 1971 году помещение было полностью разрушено. В начале 1990-х годов началось восстановление храма в Хатанге, которое полностью было завершено к 2001 году. Богоявленский храм в Хатанге является одним из самых северных в России православных приходов.
Сейчас село Хатанга и прилегающие поселения, в которых проживает свыше пяти с половиной тысяч долган, находится на канонической территории Норильской епархии Красноярской митрополии Русской Православной Церкви. Духовным окормлением долган занимается нынешний настоятель хатангского Богоявленского храма иеромонах Евфимий (Гончаров).
О непростых условиях своего пастырского служения рассказал сам отец Евфимий:
— До революции храм в Хатанге был миссионерским, там не было настоятеля. По зимнику к Рождеству приходили монахи из Туруханского монастыря, которые уходили обратно после Пасхи. Храм был один, потому что долганы тогда вели исключительно кочевой образ жизни и приходили в Хатангу только для венчания, Крещения и других Таинств. Уже на моей памяти умерла последняя прихожанка дореволюционного еще храма, Анна Антонова, которая дожила до ста семнадцати лет. По ее словам, в той старой церкви она венчалась.
То есть долганский народ жил полноценной духовной жизнью: причащались, исповедовались, вступали в церковный брак. Как и положено, при храме велась книга со всеми необходимыми записями.
Сейчас занимающихся оленеводством кочевников среди долган осталось мало — всего два или три родовых хозяйства, большая часть живет оседло и занимается рыболовством. В тридцатые годы прошлого века были основаны поселки, где кочевники были поселены насильственно. Сейчас таких поселков восемь, в самой Хатанге находится школа-интернат, где дети проводят большую часть времени. Таким образом, большую часть времени они находятся вне семьи и не могут изучать те навыки, которые необходимы для будущего промысла — а занимаются долганы, напомню, в основном рыболовством. Конечно, это нарушение их естественного образа жизни и большая часть народной культурной идентичности, к сожалению, теряется. Тем не менее, традиции в жизни долган имеют сильное значение. Например, есть северные (верхние) и южные (нижние) долганы, которые не смешиваются между собой. Они отличаются, главным образом, диалектом, хоть и не очень сильно. Еще у долган не бывает сирот — если дети остаются без родителей, то их забирают родственники.
Но все-таки, даже из своего опыта — а я несу служение в Хатанге уже восемнадцать лет — могу сказать, что традиции потихоньку теряют свою силу. Если раньше слово «стариков» — так долгане именуют своих пожилых людей — было законом, то теперь к ним прислушиваются гораздо меньше. Да и самих стариков осталось очень мало.
— У многих северных народов, принявших православие, христианская вера сосуществует с шаманизмом, культами предков и тому подобным. Как с этим обстоит дело у долган?
— Здесь история довольно любопытная. Долганы, как этнос, были православными изначально, поэтому языческих, шаманских традиций в их народе не существует. Но определенное неоязычество становится модным у долганской молодежи сейчас, оно пришло от плотного общения с якутами. Кроме того, долганская интеллигенция, обучавшаяся вдалеке от дома, тоже принесла «модные» веяния. Ну и, конечно, недостаточность миссионерской работы, духовного окормления — к сожалению, на восемь поселков всего один священник — я. Так что да, языческие тенденции в обществе у них есть, но массовый характер они пока не приобрели.
— А что вообще насчет других религий, кроме язычества и православия?
— В 1992 году в Хатанге снова открыли православный приход, уже тогда там и во всех окружающих поселках начали появляться баптисты. Местные, впрочем, отнеслись к ним прохладно, хоть и без агрессии. Насмешливо именуют их «святошами» и стараются особо не контактировать, прислушиваются к баптистам буквально единицы. А в поселок Хета, где по просьбе и инициативе местных был построен первый после Хатанги храм, их вообще не пустили, не позволили им там поселиться.
«Добираться к верующим помогает река. Зимой езжу по льду на машине, летом — по воде на катере
— Насколько вообще активны прихожане? Как много жителей тех поселков, куда вы приезжаете, посещают службы?
— По-разному. Сейчас, кроме самой Хатанги, в долганских селениях построено еще два храма — в поселке Новорыбная на севере и в поселке Хета на юге. В последнем на службу приходит почти весь поселок, на севере немного поменьше.
— Получается, протяженность земель, на которых живут долганы, огромная, несколько сотен километров. И живет там несколько тысяч прихожан. Почему вы — единственный священник на столь большую территорию? И насколько трудно окормлять ее в одиночку?
— Миссионерство всегда было непростым делом. Священнику, особенно семейному, существовать в условиях постоянных разъездов тяжело, кроме того, при малочисленном населении тяжело найти финансирование для зарплаты священнику. Поэтому служу один, не ропщу, понимаю, что это затратно и не просто — держать постоянного священнослужителя в таком месте, даже одного.
Добираться к верующим помогает река. Зимой езжу по льду на машине, летом — по воде на катере. Сложность не в том, как добраться, а в том, что может сделать один священник? Литургию, во всей полноте ее красоты совершить невозможно. Конечно, приходы в поселках формируются, в храмах в Хете и Новорыбной есть смотрители, люди собираются по воскресеньям. Но все-таки, для полноценных богослужений одного меня не хватает.
«Долганы, как этнос, были православными изначально, поэтому языческих, шаманских традиций в их народе не существует
Из самих долган ни одного священника пока нет, также, как и алтарников, чтецов или иподиаконов. Был один молодой человек, который помогал мне, но он уехал, сейчас учится в Красноярске. Есть интересующаяся молодежь, посмотрим, что получится. Но пока кадров нет, к сожалению.
Да и вообще с молодежью плохо, все стремятся уехать на «большую землю». Виной этому, я считаю, все тот же интернат. Забирают ребенка с пятого класса; отрыв от семьи, от традиций, опять же, ребенок привыкает к комфорту. А в поселках жизнь очень суровая, жилищные условия плохие. Только недавно стартовала федеральная программа по строительству жилья, сейчас каждый год строят по пятнадцать домов на одну-две семьи и ситуация потихоньку улучшается. Из местных есть небольшая миссионерская группа, два человека. Они носители языка, читают на долганском, вместе мы вводим некоторые богослужебные элементы на этом языке: читаем «Отче наш», поем сугубую ектенью.
— Есть ли какие-то церковные книги на долганском?
— Есть Библия, даже несколько переводов. Также в епархии был проект, издавали на долганском детское Евангелие. Текст написан на русском и долганском, а иллюстрации адаптированы к быту долган. Благовещение, например, происходит в чуме. Подобное мы видим в Эфиопии, где Сам Иисус и все апостолы — чернокожие. Так и здесь изображены люди с соответствующим разрезом глаз и в соответствующих условиях. Такая вот экспериментальная стилизация. Сейчас на основе этих рисунков думаем оформить следующий храм в таком стиле, канонам Церкви это не противоречит. Тем более, что мы уже использовали долганские узоры с погребальных досок на иконостасах.
— Планируется постройка новых храмов?
В перспективе, конечно, хотелось бы построить небольшой храм в каждом поселке. Все-таки церковь есть церковь, служить надо, по возможности, именно там. Поселки маленькие, хватит и небольшой часовни, тем более, сейчас есть технологии возведения щитовых зданий, очень удобно.
— Языковых проблем не возникает?
— Нет, все долганы прекрасно говорят на русском. В храме я провожу богослужение, совершаю Крещение, Венчание, молебны — все это с использованием долганского, местные мне подпевают. Иногда улыбаются, когда я говорю с акцентом. Язык тюркской группы, тяжелый в изучении. Я знаю худобедно богослужебные и церковные термины, в бытовом общении познания скромные. Но и сами долганы при чужаках стараются на своем языке не говорить.
— Какие задачи вы сейчас ставите перед собой, как перед миссионером?
— У миссионера две задачи: привести ко Христу и, приводя к Нему, показывать примеры жизни на земле. Сейчас я считаю главным не допустить распространения языческой моды среди молодежи и интеллигенции. Перед народом долган, живущим в суровых условиях русского Севера, стоит немало проблем. Проблемы с обучением молодых людей традиционным промыслам (а кроме этих промыслов другой работы вокруг, по сути, нет), желание переселиться из родных краев, распространение моды на язычество, потеря культурной идентичности народа. Впрочем, жизнь этих людей никогда не была простой, и они привыкли справляться с трудностями. С Божией помощью и по мере своих сил я буду продолжать свое служение, чтобы продолжали жить люди в этом прекрасном и близком мне крае — в Хатанге.
Фотографии пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси, пресс-службы Норильской епархии