Владимирская епархия выразила принципиальную позицию в связи с отмечающейся в последнее время тенденцией к возвеличиванию и героизации фигуры писателя Венедикта Ерофеева и его главных произведений. В епархии призвали средства массовой информации, деятелей культуры и педагогов воздержаться от романтизации и героизации данного автора и его главных произведений, поскольку его творчество несёт в себе деструктивный заряд, пагубный для личности и общества.
Ситуацию прокомментировал председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда:
«История литературы учит нас простому факту: великие тексты никогда не имеют единой интерпретации. Споры вокруг Толстого, Достоевского, Пушкина или Шекспира не утихают и спустя столетия, и это нормально. Творчество Венедикта Ерофеева — из того же ряда. Оно вызывает диаметральные реакции, и в этом проявляется живая природа культуры.
Понимаю позицию Владимирской епархии: это реакция на выраженную людьми обеспокоенность, что фигуру писателя предлагают сделать главным символом города Петушки, брендом. При этом все тонкости и сложности произведения, конечно, считываться не будут. Действительно, не стоит романтизировать или героизировать героя поэмы «Москва—Петушки».
В образе Венички нет примера для подражания, и любые попытки представить его в таком ключе искажали бы в том числе смысл произведения. Что неизбежно может произойти при подобном «брендировании».
Вместе с тем сама книга давно вошла в пространство культуры как художественный феномен, который невозможно игнорировать. Поэма Ерофеева — это не столько история о выпивке и электричке, сколько трагический символ человеческого существования. Пьянство, поезд, случайные попутчики — всё это становится своеобразной метафорой человеческой судьбы. Текст глубоко трагичен. Он вызывает у читателя сострадание и ужас перед бездной, в которую падает человек, и одновременно заставляет задуматься о главном: что значит быть человеком.
Для кого-то книга останется скандалом, для кого-то — своеобразной исповедью, для кого-то — сатирой на советскую действительность.
Но, несомненно, одно: Ерофеев, хорошо знавший Библию и европейскую культуру, вплёл в ткань своего произведения евангельские мотивы. Его книга звучит как поиск — болезненный, противоречивый, но честный.
Вопрос о том, как увековечивать память писателя и стоит ли делать его главным символом конкретного города, действительно должен решаться через общественную дискуссию и консенсус. Но как литературное явление «Москва—Петушки» уже стала частью культурного наследия — со всеми своими противоречиями и болью».