Максим Рычков
Резонансный законопроект о профилактике домашнего насилия в России натолкнулся на критику общественности и законодателей. Но проблема домашнего насилия от этого не становится менее актуальной.
20 января рабочая группа Законодательного собрания Красноярского края дала отрицательное заключение на законопроект «О профилактике семейно-бытового насилия». Как сообщили журналисты издания regnurn.ru, в поддержку данного законопроекта не высказался ни один из участников обсуждения. Отдельные пункты законопроекта подвергли разгромной критике как несостоятельные и опасные.
Месяцем ранее обсуждение документа инициировал Общественный совет при Красноярской митрополии. Участие в том заседании принял лично митрополит Красноярский и Ачинский Пантелеймон. Мнения собравшихся предвосхитили грядущие оценки краевых парламентариев. Представители общественности, правоохранительных органов и Церкви отмечали несовершенство формулировок законопроекта. Это не годится для документа, призванного регулировать столь сложную сферу человеческих взаимоотношений, как семейные, — высказались участники обсуждений.
Общее мнение тогда выразил председатель совета, депутат Государственной Думы Виктор Зубарев:
— Семья, взаимоотношения внутри неё — это очень специфическая плоскость. Для закона, регламентирующего такие отношения, необходимы конкретные, ясные определения того, что является насилием, а что — нет. Для кого-то насилием может казаться любое наказание, но едва ли это будет истинным.
Опасение и критика
Красноярский край не стал аномальным в своём отношении к данному законопроекту регионом. Аналогичные суждения о документе высказывали и в других субъектах Российской Федерации. Волгоградская, Свердловская и Самарская области, Пермский и Ставропольский края, Республика Карачаево-Черкесия, — вот их далеко неполный список.
Семейно-бытовое насилие — умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и (или) психического страдания и (или имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления.
(выдержка из ст. 2 законопроекта)
Претензии к документу у всех недовольных примерно одни и те же. Во-первых, это уже упомянутая размытость формулировок. Критики справедливо задаются вопросом: а не будет ли рассматриваться как «насилие», скажем, повышенный тон при разговоре, пристальный взгляд или отказ в покупке дорогой вещи?
Во-вторых, не всем нравится, что за исполнением закона, по мысли авторов проекта, должно следить не только государство, но и некоммерческие общественные организации. У критиков вызывает сомнение компетентность и желание помочь семье у таких наблюдателей. В-третьих, несогласные опасаются негативных социальных последствий. Их тревожат возможность резкого роста числа разводов, изъятия детей из семьи и даже увеличения количества бездомных.
Для наиболее радикальных противников закон о профилактике домашнего насилия недопустим по принципиальным причинам. Представители ряда общественных организаций пытаются доказать, что подобные инициативы финансируются и навязываются нашей стране из-за рубежа. По мысли крайних оппонентов законопроекта, российская семья представляет собой исключительно здоровую среду, не нуждающуюся в регуляции. Они уверены, что для профилактики семейного насилия в России достаточно имеющегося законодательства.
Но не является ли такой взгляд на проблему удобным самообманом?
Теории заговора против реальной проблемы
Велик соблазн представить российские семьи царством взаимной любви, заботы и крепких традиций. Это так же просто и удобно,
как и назвать всех, кто выступает за регулирование семейных отношений — хищными русофобами и западными наёмниками. Автор не отрицает связей отдельных НКО с зарубежными государствами и не оспаривает сомнительность практик современной ювенальной юстиции в западных странах. Однако это не говорит о том, что внутри «ячеек общества» современной России нет ни-каких трудностей.
Семейное насилие имеет место быть в нашей стране. До 40 % тяжких преступлений граждане РФ совершают против своих близких, — об этом в декабре прошлого года напомнила сенатор Совета Федерации, заместитель комитета по социальной политике Елена Бибикова. От домашнего насилия чаще всего страдают самые слабые и незащищенные члены семьи: женщины, дети, инвалиды и пожилые люди.
При этом понятие «семейное» здесь следует понимать de-facto. До 12 % семей живут длительно в незарегистрированном браке, а почти 30 % семей совместно про¬живали и вели хозяйство до заключения официального брака, — таковые данные официальной статистики.
Так что инициатива депутатов Государственной Думы — это, как минимум, тревожный сигнал и признание реально существующих проблем семьи как института в масштабах страны. Существующее законодательство и, тем более, практику его применения нельзя назвать достаточно эффективными. Подтверждения тому без труда можно найти в новостных сводках.
В конце ноября прошлого года 31-летний житель Иркутской области вывез в лес бывшую возлюбленную. Мужчина избил женщин}’ битой, нанес ей несколько ножевых ранений и оставил умирать. Той чудом удалось выжить и добраться до города. Как выяснилось, ранее девушка неоднократно жаловалась в полицию на своего мучителя, но те не принимали никаких мер.
Эта деталь характерна для подобных преступлений в современной России. В большинстве случаев им предшествовали безрезультатные жалобы женщин на своего супруга или сожителя в органы внутренних дел. Так было в нашумевшем деле москвички Маргариты Грачёвой, которой два года назад муж заживо отсек кисти обеих рук. Буквально за месяц до трагедии она жаловалась на его угрозы полицейским. Но участковый отделался лишь формальной беседой с извергом.
Так было и в не менее резонансном случае с Викторией Володиной из Ульяновска. В 2016-2018 годах она семь раз обращалась в полицию из-за побоев или угроз насилия со стороны бывшего супруга. Володиной всякий раз отказывали в возбуждении уголовного дела, несмотря на то, что одно из избиений привело к выкидышу, а в другом случае ей перерезали тормозной шланг в автомобиле. В итоге женщина эмигрировала и обратилась в Европейский суд по правам человека. Инстанция обязала Российскую Федерацию вы¬платить Володиной компенсацию и констатировала, что в нашей стране отсутствует законодатель¬ство, сдерживающее домашнее насилие.
В марте 2019 года в Нижегородской области участкового обвинили в халатности, повлекшей смерть человека, из-за того, что он отказался завести дело о домашнем насилии, сообщил Следственный комитет России.
Спустя две недели женщина скончалась от побоев мужа. Мужчину осудили за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть. Против полицейского возбудили дело, когда мать погибшей написала заявление к руководителю областного управления СК.
Невыносимый сор
Трудно оценить действительные масштабы домашнего насилия в России. Одни источники говорят о десятках и сотнях убитых ежегодно в результате семейных конфликтов, другие — о тысячах. При этом и те, и другие заявляют, что основываются на данных Министерства внутренних дел. Из года в год журналисты републикуют ещё один явно умозрительный показатель: 36 ООО — якобы столько российских женщин терпят домашнее насилие каждый день. Однако достоверность этого числа тоже вызывает сомнения.
Понять размах явления непросто из-за специфики проблемы, помноженной на особенности российской ментальности. Они хорошо отражены в нехитрых присказках вроде: «бьёт — значит любит», «милые бранятся — только тешатся» или «сор из избы не выносят». По международной статистике, женщины решаются уйти от мужа-дебошира только после седьмого нападения. Причем многие затем склонны передумывать и оставаться. Считается, что примерно четыре из пяти женщин не говорят посторонним, что подвергаются насилию дома. Их останавливают не столько чувства к «спутнику жизни»- насильнику, сколько дети, ложное чувство стыда, страх перед неизвестностью и возможными преследованиями в случае ухода из семьи.
«Он бил меня беременную, бил кормящую. Отвечу тем, кто скажет: „Сама виновата, — зачем терпеть этот ужас?“ А затем, что некуда деться — нет ни родителей, ни близких, ни своего жилья. Есть низкооплачиваемая работа, есть ребёнок, которого надо растить. При разводе он оставит нас без гроша: сказал, у него есть деньги на адвоката, а у меня нет ничего», — это одно из множества признаний жертв домашнего насилия, сделанных анонимно в Интернете.
Правовые тонкости
Ещё несколько лет назад специалисты высказывали сомнение, что действовавшие статьи УК РФ (ст. 115 «Лёгкие телесные повреждения» и ст. 116 «Побои») реально могут защитить жертв домашнего насилия. «В жизни закон работает так, что пока „не убил, не покалечил — остановить домашнего садиста с помощью эта статей невероятно трудно», — цитировали СМИ в 2012 году депутата Госдумы Салию Мурзабаеву.
Статьи 115 и 116 УК РФ относятся к так называемому частному обвинению. Дела по ним возбуждает мировой судья, а доказательства вины собирает сама потерпевшая сторона. В случае с семейным насилием сделать это очень трудно. Особенно, если у потерпевшей нет юридического образования или денег на адвоката. В случаях, когда жертва продолжает жить с насильником, сделать это ей трудно вдвойне.
К тому же, законодательство претерпело выгодные для «домашних садистов» изменения. С 2017 года семейные побои декриминализовали. Такие деяния для российского законодательства стали обычным административным правонарушением, вроде лихачества за рулем или выкуренной в неположенном месте сигареты. Наказания за них предусматривают 15 суток ареста или небольшой штраф.
Получается, что столкнувшаяся с домашним насилием женщина остается беззащитной. Один из авторов законопроекта «О профилактике семейно-бытового насилия» юрист Мари Давтян рассказывала в интервью журналистам издания «КоммерсантЪ»:
— Я работаю с полицейскими, мы опросили 217 полицейских из разных регионов, и они говорят, что из ста заявлений о домашнем насилии только одно доходит до суда. Только одна женщина из ста.
В том же интервью Давтян заявила, что простые полицейские в своем большинстве поддерживают закон против домашнего насилия и готовы участвовать в его реализации. «Они говорят: „Мы делаем то же самое, только сейчас в мусорную корзину выкидываем, а так у нас будет хоть какой-то результат»».
Выше уже упоминалась критика ряда спорных положений законопроекта. Но нельзя упомянуть о действительно полезном предложении авторов документа — защитном судебном предписании. Эта новация запретит насильникам пытаться давить на жертв и угрожать им. А такое поведение распространено среди «домашних садистов». Угрозы своей жертве и её близким рассылал даже муж упомянутой выше Маргариты Грачевой.
Митрополит Красноярский и Ачинский Пантелеймон:
— Такие законопроекты должны обсуждаться всей страной, потому что они касаются почти каждого из нос, наших близких и наших родных. Провословноя Церковь всегда осуждало домашнее насилие, и все религии миро с ней солидарны. В христианских семьях нет и не может быть насилия.
Увы, многие живут без Бога, без веры, безо всяких моральных принципов. Поэтому домашнее насилие сохраняется. И с ним нужно бороться, но нужно не допустить того, чтобы эта борьба превращалось в борьбу против семей кок таковых. Ведь близкие домочадцы порой конфликтуют между собой, но потом осознают ошибки, исправляются, мирятся.
Консервируемое насилие — не консервативная ценность
Главный аргумент противников законопроекта заключается в том, что Россия — консервативная христианская страна и ей чужды «европейские ценности», воплощением которых служит пресловутый законопроект. Но является ли наша страна консервативной, а законопроект — антитрадиционным и антирелигиозным?
Называть Россию консервативной страной можно только со значительными оговорками и сильной натяжкой. Большую часть XX века наша страна служила полигоном для совершенно антиконсервативного эксперимента. Религия, основа любого консервативного мышления, на протяжении всего существования СССР считалась то подлежащим уничтожению «дурманом», то заслуживающим порицания архаизмом.
В наше время модным становится говорить, что атеизм в Советском Союзе служил внешней декорацией, а «внутри» большинство граждан являлись верующими. Это лукавство и самообман. «Религиозность» советского общества наглядно показывало хотя бы его отношение к абортам. В 1960-х — 1980-х годах их количество значительно превышало показатели рождаемости в стране.
Можно говорить о неприятном парадоксе: многое из того, что считается во всем мире «не-консервативным» в России как раз успело стать привычным и укоренившимся. Это касается и сферы семейных отношений: например, осуждаемые православной традицией разводы, хоть и порицались в советском обществе на формальном уровне, считались там обычным делом.
Враждебен ли консервативному мышлению закон, препятствующий «праву» одного супруга бить или издеваться над второй половиной? Нет. Православие исторически порицает любое семейное насилие. Подлинно живущему по евангельским принципам отцу и мужу опасаться таких законов так же странно, как некурящему — новых антитабачных
запретов. Счастливая семья выступает одной из главных ценностей в консервативном мышлении. Сомнительно, что запрет на насилие внутри неё хоть как-то противоречит традиционной системе ценностей. Опять же, контроль за соблюдением такого закона будет обеспечивать своё же, российское государство, а не хищные апологеты ювенальной юстиции с далёкого Запада.
Живший в XVIII веке классик правовой философии Шарль Луи Монтескье указывал, что законы государства должны соответствовать образу жизни людей, его населяющих. Несомненно, что данный законопроект ещё «сырой» и нуждается в улучшении и доработке. Но необходимость его принятия объективно назрела в российском обществе.
В сентябре прошлого года избранный от России судья ЕСПЧ Дмитрий Дедов рассказал, что в суд поступило около ста жалоб от россиянок на домашнее насилие. В ЕСПЧ подчеркнули, что российские власти не «признают серьезность и масштабность проблемы домашнего насилия и дискриминационный эффект, которое оно оказывает на женщин».
В июле 2019 года бывшую участковую Наталью Башкатову на два года отправили в колонию-поселение за халатность после гибели 36-летней жительницы Орла. Когда 17 ноября 2016 года та женщина вызвала полицию из-за конфликта с бывшим сожителем, Башкатова заявила ей: «Если вас убьют, обязательно выедем, труп опишем, не переживайте». Она отказалась заводить дело по статье «угроза убийством» (119 УК РФ). Мучитель в тот же день забил женщину до смерти.