Юрий Пасхальский
В 2019 году специальным гостем Красноярских краевых Рождественских образовательных чтений стала Евгения Жуковская — кандидат социологических наук, специалист контрольно-аналитической службы Управления делами Московской Патриархии, главный редактор портала «Приходы».
Евгения Евгеньевна стала участником всех ключевых площадок форума; на пленарном заседании она представила доклад «Современна ли Церковь молодежи», который для многих собравшихся стал настоящим открытием. С редакцией «Православного слова Сибири» почетный гость пообщалась в неформальной обстановке — беседа получилась долгой и очень содержательной.
— На открытии Рождественских чтений вы говорили о том, что сейчас к вере люди приходят иначе чем тридцать лет назад, когда Церковь стала свободной. А как вы стали верующим человеком?
— Мне повезло, я пришла к Богу с самого детства. В моей семье мама крестилась как раз в год торжеств вокруг тысячелетия Крещения Руси. Не просто крестилась, но и осталась в Церкви. Мы ходили регулярно в храм в Москве на Ваганьковском кладбище. Это храм моего детства. Я прекрасно помню настоятеля, наследника истинной церковности. Получается, что я при храме-то и выросла.
В то время в обществе религиозная тема была очень востребована. С одной стороны, это был некий «религиозный компот», с другой стороны это как-то повлияло и на мое становление. В какой-то момент, когда я взрослела, была определенная встреча с Богом. Я вообще считаю, что, вне зависимости от того, был ли крещен человек в младенчестве, рос ли он в православной или неверующей семье, он проходит определенную точку воцерковления.
Например, несмотря на то, что я росла в православной семье, у меня тоже был определенный период отступления от Бога. Возможно, это с вязано с тем, что я не получала того, что хотела, возможно, с окружением — я ходила в светскую школу, у меня были обычные одноклассники. В 14 лет я уже не все принимала, могла, к примеру, сорваться в пост. Внутренние противоречия и борения были и в 16, хотя я вроде бы и на клиросе уже пела.
И каждый раз я осознавала, что можно остаться вне Церкви. Но я говорила себе: «Согрешила — ладно, но нужно каяться и идти дальше». Остаться в храме и исповедовать Христа — это был личный мой выбор. Не семьи, не общества. Я приняла решение и выбрала свой дальнейший путь.
— Если продолжить тему выбора, то как вы выбрали профессию православного журналиста? Какие сложности встречались вам на этом пути?
— Я училась в Российском православном университете на факультете церковной журналистики. Когда я оканчивала обучение, мне очень хотелось работать по специальности. Считала: я молодая православная девушка, я так хочу принести пользу Церкви, буквально бредила миссионерством, мечтала поехать в Сибирь или на Дальний Восток. Помню, на Московских Рождественских чтениях в начале 2000-х один дальневосточный архиерей звал проповедовать, и меня это так захватило, зажгло! Но я подумала, что сначала нужно доучиться.
Можно быть одновременно и модным, и энергичным, и верующим
Повторюсь, когда я оканчивала университет, то очень хотела работать в Церкви, но у меня ничего не получалось. Была, конечно, подработка на православных сайтах, но ничего серьезного я найти не могла. Я отправляла резюме, но никто не обращал на них внимания. И у меня даже одно время сложилось впечатление, что Церкви не нужны молодые специалисты. И вот, однажды мне позвонили и предложили вакансию в Синодальном отделе внешних церковных связей. Там я, что называется, прошла школу жизни и поняла, что именно в Церкви я полезна. Руководил отделом тогда нынешний Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.
Я помню, что говорила тогда речь от лица молодых специалистов, нечто вроде: «Владыко, спасибо, что вы приняли нас на работу…» Была раболепная осанка, вероятно, мол, пришли на поклон калики перехожие (смеется). И он на меня смотрит и говорит: «Мы вас приняли на работу как специалистов, как асов своего дела. Мы не занимаемся здесь благотворительностью, а приглашаем на работу людей, которые несут ответственность за свою работу и достойно выполняют свои обязанности. Я рад, что наш отдел пополнился новыми кадрами, будем работать».
— Некоторые уверены, что в Церкви работать нельзя, возможно только служение.
— Сейчас я помимо всех своих должностей еще и главный редактор портала «Приходы», у сайта есть слоган: «Церковь — это жизнь». Не здание, а вся жизнь. Мы не можем быть в храме одними, а после службы другими. Иначе это уже шизофрения какая-то. Церковь едина и целостность должна быть во всем.
«Благостные нотки» я пережила очень давно, ведь с детства я росла в Православии и общалась с верующими сверстниками. Но это были современные люди, не из XVIII века, без косовороток и сарафанов. Мы были энергичными, модными и при этом верующими.
А когда я пришла работать в Отдел внешних церковных связей, меня охватила эйфория. Я помню, что грустила, когда наступали выходные: два дня я не смогу посещать свое основное место работы! Пела на клиросе за богослужением, общалась с прихожанами, но при этом понимала, что самая важная часть моей церковной жизни проходит именно в Синодальном отделе и связана с профессиональной деятельностью. По понедельникам я просто летела на работу.
При этом у меня не было ложных представлений, что со мной только святые люди работают, что мы какие-то небожители. Наверное, приподнятость была связана наоборот с тем, что я видела обычных людей со своими радостями и печалями, но при этом у всех есть искреннее желание трудиться во славу Божию. Сегодня я отношусь к работе как к служению, с теми талантами, с теми возможностями, которые мне дает Господь.
— Стоит ли православным медиа гнаться за современными тенденциями в средствах массовой информации?
— Как человек, занимающийся православными медиа уже 20 лет, я могу сказать, что мы в принципе особенные СМИ. Мы можем сейчас как-то это нивелировать, можем с этим спорить, но даже среди нишевых СМИ мы уникальны. Сейчас мы видим, как журналистика все больше затачивается под специализированные темы. И здесь мы с одной стороны очень специфичны, с другой — у нас многомиллионная паства.
Православным СМИ не стоит сейчас увлекаться своим сопоставлением со светскими коллегами. При Патриархе Кирилле у нас существенно повысился профессиональный уровень. И сегодня нам не нужно кому-то что-то доказывать и стараться со всеми конкурировать. Нам нужно усваивать полезные методики освещения событий, создания информационных поводов. Все эти плоскости мы должны осваивать с точки зрения профессионализма, без мыслей о том, что если мы преследуем благие цели, то качество не так важно.
Мы должны уметь работать с аудиторией. К пример, если у нас хочет читатель видеть церковную газету цветной — значит, мы должны это ему предоставить. Если хочет смотреть нас в Instagram — то же самое. Так что православные СМИ должны отвечать прежде всего за качественный контент и качественное оформление.
Остаться в Церкви — личный выбор человека, не важно в какой семье он вырос
Чем сейчас православная журналистика должна отличаться от другой? Прежде всего, проверенной информацией. Мне кажется, что в определенные моменты совсем не нужно спешить, не бежать за определенными тенденциями, которые от нас требует пользователь, но следить именно за качеством, приглашать пользователей к серьезному разговору. Аудитория должна понимать, что православные СМИ — это, прежде всего, взвешенная информация.
— Аудитория бывает разной. На каком языке Церковь должна общаться с невоцерковленной молодежью?
— Мне кажется, что молодежь сегодня смотрит не на форму, а на содержание. Бывает, чтобы быть понятными молодежи, мы начинаем использовать словечки, будто бы из подростковой среды. Чаще всего это выходит нелепо. Не нужно отходить от классического языка, но его можно обыгрывать.
Это вообще большая миссия СМИ в целом. Но проблема масс-медиа как раз в том, что они заигрывают с аудиторией, часто опускаясь до определенного уровня. Причем, аудитория на самом деле другая, а СМИ идут за определенными тенденциями, условно модными. Поэтому многие люди СМИ не довольны.
Молодежь не нужно упрощать. Может, у них немножко меньше жизненного опыта, но это не значит, что они ограниченные. Мы должны говорить с молодежью на взрослом языке, показывать пример и вводить их тем самым в наше социокультурное пространство.
— Как изменилась приходская жизнь за минувшие десять лет?
— За последние десять лет приходская жизнь очень изменилась, она совсем другая. Приходы — это люди. Сменились поколения, и старая паства прошла путь воцерковления. Сегодня мы не воспринимаем приходы только как места для молитвы; наверное, это основное качество современного прихода. Даже если это храм где-то в селе, люди понимают, что сюда можно прийти не только повенчаться или покрестить ребенка, просто поставить свечку.
Порой кажется, что в сельских храмах Бога больше, чем в городах. Это характерно и для Сибири. Храмы часто являются корнем сельской жизни: здесь люди ощущают свое единство. И если в советские годы храмы заменяли домами культуры, то сегодня ни один такой дом не выживет если не будет выстроено взаимодействие с храмом. Мы понимаем, что культура без духа мертва, что ни одна школьная программа не воспитает достойного человека, если ребенка не научить нравственности.
Святейший Патриарх Кирилл раньше чем остальное общество прочувствовал, что человеку сегодня нужен человек. И мы на приходах должны переориентировать свою работу на это. Именно поэтому и появились в последние годы молодежные клубы, помощники настоятеля по различным направлениям, социальное служение. Развивается система воскресных школ, ведь на особом попечении у архиереев стоит тема воспитания детей. Все это связано с запросами общества на свою личную историю внутри каждого прихода.
— Обычные верующие мало интересуются решениями Синода, Архиерейских соборов. То, что происходит наверху — нас не касается? Насколько обоснована такая позиция?
— Я вижу, что полноценная христианская жизнь невозможна без знания тех решений, которые принимаются на самом высоком уровне церковной иерархии. Если там не будет принято решение — не будут открываться новые приходы, если не будет обсуждаться повышение духовного образования — мы будем иметь дело с безграмотными священниками. Всем православным без исключения нужно интересоваться решениями высшего церковного руководства, о чем думают наши архипастыри. Эти решения влияют на жизнь каждого прихода. И в городе, и на селе. И в этом смысле, большая ответственность лежит на церковных СМИ. Мы должны научится доносить эту важную информацию до людей в адаптированном виде.
И здесь тоже мы видим странную историю, разлом сознания. В светском обществе человек может быть социально активным, иметь свою гражданскую позицию, и тот же православный человек совсем не интересуется делами церковными. Так что необходимо объяснять людям что и в Церкви нужно быть активными.
В Синодальных структурах трудятся обычные люди, а не «небожители»
Священники могут пересказывать важную информацию в проповедях, в тех же самых беседах. Ведь, действительно, обсуждаются самые острые проблемы современности. Так, на Архиерейском соборе 2013 года был принят документ, касающийся ювенальной юстиции. Сам по себе документ очень важный, но, чтобы донести его суть, нужны конкретные примеры. Необходимо рассказать о людях, пострадавших от этой системы; объяснить, что в такой ситуации рекомендует делать Церковь. Без знакомства людей с решениями, принимаемыми на Соборах, мы получим индифферентную к церковной жизни паству.
— Вы состоите в фонде «Соработничество», который, в частности занимается грантовыми проектами «Православной инициативы». Существует мнение, что гранты — некая искусственная стимуляция церковной жизни. Что бы вы могли на это ответить?
— Как раз искусственности-то там и нет. Выиграть нереалистичный грант просто невозможно. Ведь ты пишешь заявку не только о том, что ты хотел бы сделать, не просто помечтал, но нужно описать еще и результаты, что ты ждешь. Ты должен понимать в каком ты поле работаешь, что ты делаешь, понимаешь свои задачи.
Это не искусственная стимуляция деятельности, не показная видимость. Мы видим, как за короткий период изменилось отношение Церкви к грантовым проектам. Мы видим, как многие приходы начали делать то, на что раньше не хватало сил, опыта или даже просто денег. Когда раньше мы говорили приходам о такой возможности, было достаточно сильное сопротивление, мало кто хотел этим заниматься. Но кто-то попробовал — и получилось.
Это способ помочь светскому обществу увидеть, на что способна Церковь. Ведь была раньше оторванность одних от других. А в «Православной инициативе» все построено по принципу соработничества — церковного и светского. Если приход подает проект — он обязательно должен показать какой общественный эффект будет от этого. Он не может подать грант на воскресную школу или библиотеку для прихожан — такие проекты не победят. Так и светские организации не могут работать в отрыве от прихода или епархии. А когда ты начинаешь договариваться, уже ни о какой искусственности речи не идет.
Грантовые проекты — не показная видимость
Я считаю, что чем дальше мы движемся вглубь XXI века, тем больше мы должны уметь привлекать ресурсы (и не только деньги!) для развития церковной жизни. И гранты — одна из форм привлечения ресурсов. А вот просто так сидеть сложа руки в своем храме и ждать, что кто-то придет и тебе поможет — эти времена прошли. И если мы не приобретем навыки жизни в современном обществе, мы будем обречены на обмельчание.
— Сегодня часто можно услышать две крайности. Одни говорят, что Россия — страна верующих людей, другие — что и 5% не наберется тех, кто ходит в храм. А если люди, что называют себя православными, но на вопрос о Святой Троице говорят странные вещи… Есть ли цифры котором мы можем доверять?
— Да, известная шутка — такое представление о Троице: Господь, Божия Матерь и святитель Николай. Вопрос реального количества верующих стоит очень остро среди социологического сообщества, потому что нет единых критериев измерения этих показателей. Обычно социологические службы задают ряд вопросов. Как правило, спрашивают: «Верите ли вы в Бога?», «Ходите ли вы в храм?», «Как часто вы ходите в храм?», «Соблюдаете ли вы посты?». И вот, на пересечениях ответов на эти вопросы (а они задаются, естественно, не последовательно), социологи и подсчитывают процент верующих. Чаще всего у разных социологических служб и эти показатели разные. Есть мнение, что показатели эти зависят от того, какую цель преследует исследователь. Поэтому, наверное, далеко не все доверяют цифрам — ведь можно сконструировать любую реальность.
Ориентируясь на самые разные опросы, мы можем сказать, что большинство граждан нашей страны православные, при этом подавляющее большинство из них почти не посещают храмы. При этом уровень доверия к Церкви и Патриарху на протяжение многих лет держится высоким — не менее 50%. Внутри Церкви мы не проводим исследований, показывающих нам реальное количество верующих, еще и потому, что мы не Церковь Российской Федерации: основной процент паствы Русской Православной Церкви живет сейчас в 16 государствах, приходы расположены во всех частях мира. Посчитать очень сложно.
— Какой вы видите Церковь через десять лет?
— Церковь — живой организм. Когда-то она состояла из горстки никому не известных людей, потом она начала расти, развиваться и в определенный момент достигла невероятного величия. Но, вместе с тем, были и ереси, и расколы, а некоторые церковные общины вовсе перестали существовать… Так что сложно делать прогнозы, ведь управляют Церковью не люди, а Господь Бог.
В середине прошлого века Церковь почти перестала существовать на территории Советского Союза, и никто не мог представить, что те маленькие огоньки, которые почти дотлели, вдруг разгорятся таким ярким костром веры в 1988 году. Кто мог бы подумать об этом?
Мне кажется, что сегодня, при Первосвятительском служении Патриарха Кирилла, посеяно очень много добрых зерен, которые могут вырасти и плевелы их не задавят. Но это зависит от нашей с вами работы, от нашего с вами исповедания веры.
Та ситуация, которую мы сегодня наблюдаем в православном мире показывает, что ни один мирянин, я уж не говорю про священников, не может быть теплохладным. Мы должны со всей горячностью на каждом Богослужении молиться о единстве Православных Церквей. А ведь мы совсем недавно и не думали о таком разделении, которое происходит сейчас, и мало кто всерьез молился о единстве.
Если бы мы все были дерзновенными в молитве, то, наверное, все в мире было бы иначе. И то, какой будет Церковь еще через десять лет, зависит от того как мы ответим на вопрос — «Церковь — это жизнь или только ее часть?»