Статьи

В жуткий момент — на высоте пастырского долга

11 ноября (29 октября по старому стилю) 1918 года мятежники-крестьяне совершили первое убийство служителя Православной Церкви в Приенисейской Сибири.  Жертвой обезумевшей толпы стал иерей Михаил Щербаков, настоятель Петропавловского храма в селе Каратуз Минусинского уезда (ныне — районный центр Каратузское).

Убийцы из соседнего села

«Благочинный II участка Минусинского уезда рапортом своим от 23 ноября с.г. за № 176 донес Преосвященному Епископу Назарию, что 29 октября с.г. священник Каратузской Петро-Павловской церкви о. Михаил Щербаков убит в своей квартире восставшими крестьянами. Подробности этого убийства Благочинный обещается представить Владыке в ближайшем будущем», — читаем мы на пожелтевших страницах одного из выпусков «Енисейских епархиальных ведомостей» за 1918 год.

За скупыми строками потускневших чернил скрывается подлинная трагедия сибирского священника, истинного пастыря по своему духу, и его семьи. Верный своему слову благочинный округа излагает ее в одном из следующих номеров издания: «Жена о. Михаила стала разговаривать с мятежниками, объясняя им, что обыск был уже произведен, но один из толпы (пьяный) произвел в нее один выстрел, и матушка пала, смертельно раненая в живот. Часть толпы выскочила на улицу <…>, другой злодей выстрелом уложил о. Михаила; пуля попала в шею и вышла в затылок, так что смерть была моментальна».

У читателя возникнет непроизвольный вопрос: а кем были эти злодеи, сначала по неведомому праву требовавшие от священника открыть для обыска и храм, где он нес служение, и личный дом, а затем хладнокровно расстрелявшие отца Михаила вместе с супругой на глазах у родных детей?

Крестьяне Енисейской губернии, мобилизованные в войска Колчака.
Фото livinghistory.ru.

Палачами каратузского священника стали не подосланные откуда-то со стороны убийцы, не профессиональные революционеры и не фанатики-чекисты. Его убили простые русские люди, крестьяне из соседних сёл, наверняка не раз слышавшие проповеди отца Михаила или отдававшие крестить ему в Петропавловском храме собственных детей. Такой вот «благодарностью» опьяненная злобой и самогоном толпа отплатила своему настоятелю, бывшему даже в, по выражению «Енисейских епархиальных ведомостей», «этот жуткий и кошмарный момент на высоте своего пастырского призвания: он исполнял долг пастыря, увещевая заблудших словом любви».

Пьяный бунт

Убийство священника Михаила Щербакова стало наиболее трагическим эпизодом Минусинского мятежа 1918 года.

Подобные выступления в советской историографии будут оцениваться исключительно с положительной стороны. Дескать, доведенные «зверствами колчаковщины» до отчаяния сибирские крестьяне брали в руки оружие, защищая себя и свои семьи от расправ и грабежей. В действительности же внимательному исследователю предстает  иная картина: бунтарями двигали отнюдь не самые справедливые устремления.

За полтора года, прошедшие после краха самодержавия в феврале 1917 года, жители отдаленных сел в Енисейской губернии привыкли жить безо всякой власти. Временное Сибирское правительство, пытавшееся восстановить налогообложение и наладить призыв в воюющую против большевиков армию, само по себе уже нарушало эту «анархическую идиллию». Наряду с понятным сопротивлением мобилизации и выплате налогов, народные волнения провоцировали, например, и дефицит промышленных товаров (в условиях утраты прежней связи с городом для селян едва ли не единственным способом раздобыть спички, керосин или бумагу становился грабеж), и борьба нуждавшихся в зерне «белых» властей с самогоноварением.

К слову, именно изъятие милиционерами самогонного аппарата у одного из крестьян в селе Дубенское и спровоцировало беспорядки на юге Енисейской губернии в октябре 1918 года. 31 октября (18 октября по ст.ст.) смутьяны обезоружили и арестовали милиционеров, затем, правда, отпустив на волю, — пишет историк-краевед Руслан Кравченко. Незадачливые блюстители правопорядка доложили о произошедшем начальству в Минусинск, откуда обратно в Дубенское направили карательную экспедицию. Посланному казачьему отряду, в свою очередь, предстояло столкнуться с разгневанной толпой жителей сразу нескольких сёл, многократно превышавшей горе-карателей в числе. Казаки разбежались, и одним из мест, где они могли бы найти укрытие, стало село Каратуз…

Грабеж — рядом с телами убитых

Мятежники (а их могло быть до тысячи человек) вошли в Каратуз 11 ноября. Они искали казаков: прежде всего, о себе давала знать давняя, смешанная с завистью ненависть крестьян-новоселов к сибирским старожилам. По взбудораженной толпе прошел слух: их недругов, дескать, прячет «поп» в своей церкви (в действительности, скрывавшиеся казаки из злополучного отряда бежали из села, завидев бунтарей). Отец Михаил же никакой вины за собой не чувствовал, а бросать место служения, по-видимому, посчитал неподобающим для себя. Священника  схватили и немедленно потребовали открыть для обыска сначала Петропавловский храм, а затем — свой дом.

Во время обыска из толпы, в которой было немало пьяных, озверевших от злобы людей, раздались выстрелы: сначала была смертельно ранена супруга священника Анна, которая до последнего просила мятежников разойтись, а затем и сам отец Михаил. После убийства толпа, позабыв уже о поисках казаков, стала заниматься грабежом — рядом с телами убитых…

Заметка в Енисейских епархиальных ведомостях об убийстве священника

Священник и его матушку сначала наспех похоронят во временной могиле — под непристойные насмешки бунтовщиков. Торжественное отпевание с участием всех священнослужителей II Минусинского благочиния и при стечении сотен местных жителей,  близко знавших и любивших своего настоятеля, состоялось лишь после окончательного усмирения мятежа — 25 декабря (12 декабря по ст.ст.).

Примечательно, что вопреки советским мифам о «белом терроре», колчаковские власти зимой 1919 года приговорят большинство участников Минусинского мятежа к срокам лишения свободы или денежным штрафам. Казнены будут лишь менее 90 ярых зачинщиков беспорядков. Более половины смутьянов вообще не понесут никакого наказания.

Просветитель, пастырь, подвижник

Иерей Михаил Щербаков (1857–1918) нес служение в Сибири на протяжении почти трех десятилетий.

Сельский настоятель был значимой личностью в масштабах всей Енисейской епархии. Он был заботливым пастырем, выдающимся просветителем (за свои заслуги на этом поприще он был награжден серебряной медалью на Александровской ленте в 1891 году), ярким проповедником, автором многочисленных публикаций в «Енисейских епархиальных ведомостях».

Фото: karatuz.prihod.ru

Неслучайно, что осенью 1914 года, в начале Первой мировой войны, именно отец Михаил был благословлен Епископом Енисейским и Красноярским Никоном для произнесения речи перед жителями Красноярска: священник призывал жертвовать средства в пользу семей, оставшихся из-за мобилизации без кормильцев. «Люди рыдали, срывали с себя кольца, браслеты, серьги, опустошали кошельки и собрали таким образом огромную сумму в пользу осиротевших семей. Прихожане любили и очень уважали деда, люди приезжали издалека, чтобы послушать его проповеди», — приводит воспоминания внучек священника в монографии «Красноярская (Енисейская) епархия РПЦ. 1861–2011» руководитель епархиального Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Геннадий Малашин.

Память об отце Михаиле на юге Красноярского края живет до сих пор. В этом воочию убедились и участники экспедиции проекта «„Сибирский крест“: подвижники благочестия и мученики Минусинской земли», побывавшие в Каратузском в августе 2016 года. Потрет священника висит в притворе возрождаемого Петропавловского храма, а его имя пользуется необычайным почтением

Собранные исследователями сведения о безвинно убитом священнике тогда были переданы в Епархиальную комиссию по канонизации святых и церковному наследию. Сейчас работа по изучению материалов, связанных с жизнью иерея Михаила Щерабкова, близится к своему завершению.

МАКСИМ РЫЧКОВ