Максим Рычков
Каждому верующему известны евангельские строки: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (Ин. 15:19). Если бы так просто было бы эту истину принять! Каждый человек — несовершенен, и все мы живем в несовершенном, противоречивом и шумном мире. И от шумов его укрыться порой совсем невозможно.
Одним из таких «шумов» нашего времени является феминизм. Сейчас почти что у каждой верующей женщины найдется коллега, сокурсница, приятельница, а то и близкая подруга, которая придерживается совершенно противоположных ей взглядов на мораль и взаимоотношения полов. «Женщина никому ничего не должна, ее долг — разве что саму себя любить, а эта ваша религия — сплошное мракобесие и выдумка мужчин, чтобы нас держать в подчинении».
Возникает вопрос: а как верующий человек (вне зависимости от пола) должен относиться к феминизму? Ведь неоспоримо, что данный феномен уже прочно закрепился в нашем обществе.
Феминизм — но с евангельских позиций
Всезнающая «Википедия» определяет феминизм как «спектр идеологий, политических и социальных движений, направленных на достижение равенства политических, экономических, личных и социальных прав для женщин или преодоление сексизма». То есть, желающий разобраться в том, что такое феминизм, сразу сталкивается с тем, что «феминизмов» очень много: и в пространственном, и во временном измерениях. Если начинать с истории вопроса, то обязательно следует упомянуть о том, что историки выделяют три так называемые «волны» феминизма.
Первая относится ко второй половине XIX — началу XX века. Тогда женщины боролись за элементарные гражданские и политические права: самостоятельно распоряжаться оставшимся от мужа наследством, воспитывать в случае кончины собственных детей, получать полноценное образование, голосовать на выборах. Требование избирательного права — в силу исторических причин — служило краеугольным камнем требований первой феминистической «волны», поэтому в литературе ее представительниц нередко называют суфражистками (фр. suffrage — «избирательное право»).
Чаяния «первой волны» феминизма трудно назвать несправедливыми. Суфражистки боролись за те права, что сейчас кажутся неотъемлемыми и самими собой разумеющимися. И «первая волна» была, в общем-то, чисто христианским по своей природе феноменом. Самые первые феминистки (будь то англичанка Мэри Уолстонкрафт, американка Лукреция Мотт или русская Надежда Стасова) обосновывали равенство полов как раз с христианских позиций: «Впрочем ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе. Ибо как жена от мужа, так и муж через жену; все же – от Бога» (1Кор. 11:11–12). Совершенно неслучайно, что то же избирательное право женщины раньше всего получили именно в христианских странах. Россия, кстати, в этом списке стала одной из первых: голосовать и быть избранными жительницы нашей страны впервые смогли еще в 1917 году.
Для кого-то это станет откровением, но первые феминистки вообще во многом выступали именно с христианских, евангельских позиций. Например, они последовательно отрицали аборты, активно участвовали в движении за трезвость, осуждали колониальные войны. Но как тогда так получилось, что феминизм со временем принял совсем другие формы?
Раскол в «интернационале»
«Вторая» и «третья» волны феминизма, «нахлынувшие» уже в новейший период истории человечества, после Второй мировой войны, стали плодами уже не христианского, а, скорее, постхристианского мира ХХ века с его обилием различного рода богоборческих идеологий.
«Вторая волна» началась с вполне, казалось бы, безобидных требований равной оплаты женского и мужского труда в 1960-е. Но затем всё переросло во внезапное «открытие»: оказывается, само по себе законодательное равенство мужчин и женщин не означает их равенства реального! «Патриархат» настолько проник в человеческое общество и культуру, что его не сломить одними нормативными актами!
Феминизм на этом этапе тесно переплетается с неомарксизмом. Его христианское начало отмирает: ценностной базой становятся труды ученых т.н. «Франкфуртской школы», отрицательно оценивавших едва ли не всё привычное, что есть в человеческом обществе: семью, традиционную мораль, религию. Наконец, до абсурда эти идеи доводит уже «третья волна феминизма» («феминацистки», как их иронично называют в консервативных кругах США). Всё привычное, устоявшееся и традиционное в рамках этой концепции объявляется не то что устаревшим, а подлежащим однозначному уничтожению, а едва ли не каждый мужчина — по умолчанию угнетателем и средоточием вселенского зла. На этой стадии феминизм окончательно путается во внутренних противоречиях и перестает быть единым целым.
Феминистки с азартом начинают участвовать в «актуальных» дискуссиях между собой, сильно напоминающих споры тупоконечников с остроконечниками в свифтовском «Путешествии Гулливера». Например: можно ли вступать в хоть какие-то отношения с ненавистным противоположным полом? Следует ли считать женщиной сменившего пол мужчину? Как относиться к современной массовой культуре? К ношению хиджаба? К занятию проституцией? И каждое новое разногласие лишь плодило новые феминистические фракции: «либеральную», «радикальную», «социалистическую», «постколониальную», «киберфеминисток», «экофеминисток»… Вспоминается советский анекдот: «Один троцкист — тенденция, два — партия, три — Интернационал, четыре — раскол в Интернационале».
«Авторки» и «психологини» с летающего острова
Что характеризует феминизм в нашей стране сегодня? Прежде всего, упомянутая выше разобщенность, отсутствие сколько-нибудь крупных значимых организаций, координирующих деятельность своих участниц, отстаивающих права женщин не на словах, а на деле. Еще одна ярко выраженная черта — это упрощенность мировоззрения. Современный феминизм рука об руку идет с такими понятиями как «бодипозитив» (англ. body — тело; идеология «принятия своего тела», иными словами — отрицания любых понятий о красоте и признания нормой даже клинических отклонений) и «чайлдфри» (англ. childfree — «свободный от детей»; идеология отрицания деторождения).
Иными словами, современный феминизм — это некая обломовщина, эдакий женский гедонизм. Действительно, это «проще» всего — «добровольно» отказаться от ухода за собой, замужества, рождения детей, объявив всё это «выдумками мужчин, созданными для удовлетворения их же потребностей». И ради чего? Чтобы покорять космос, постигать науки или спасать человечество от болезней? Чтобы защищать права многодетных матерей и неполных семей? Нет, чтобы валяться с «винишком» дома на кровати, проводя время за просмотром любимых сериалов и поливая грязью с экрана своего гаджета всех мужчин на свете. Обращения к этой «идиллии» можно неоднократно найти в разных феминистических сообществах в сети Интернет.
Наглядное представление о современном характере «движения» дают и его «цели». Феминистки первого поколения боролись за избирательные и имущественные права, возможность получать образование, свободно выбирать профессию. «Продолжательницы» их дела в XXI веке озабочены иными вещами: например, открытием «женских антикафе», куда был бы запрещен вход всем мужчинам, или навязчивым внедрением в язык топорно звучащих «феминитивов» (типа: «авторка», «биологиня», «пилотесса» и т.п.). Тут невольно напрашивается еще одна отсылка к бессмертному произведению Джонатана Свифта, где говорится о безумных ученых с летающего острова Лапута, погруженных в высокие рассуждения и чуждых заботе о реальной жизни.
Христианство как «нулевая волна» феминизма
Но за этими «забавностями» можно упустить из вида то, что феминизм XXI века стал ярко выраженным антихристианским феноменом. Дело тут даже не в том, что нынешние феминистки выступают в поддержку прав сексуальных меньшинств, осуждают институт семьи и отрицают деторождение. Всё это, в общем-то, производные от абсолютно антихристианского замысла противопоставить всех женщин всем мужчинам на Земле.
Каждый из нас знает, что Творец создал почти одновременно первого мужчину и первую женщину. И расхожая женоненавистническая шуточка про то, что Еву сотворили из ребра Адама, единственной кости, где нет мозга, не очень-то и уместна для серьезного, по-настоящему верующего человека. «Древнееврейское слово „цела“, которое в русской Библии переведено как „ребро“, означает не только „ребро“, но и „часть“, „грань“. В данном конкретном случае — эмоционально-чувственную грань, более тонкую душевную организацию, которая отличает прежде всего женщину», — обращает внимание руководитель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, профессор МГИМО Владимир Легойда. Так что «мужское» и «женское» — это продолжения друг друга. Мужчина и женщина равны перед Богом, а существование каждого из них в отдельности от другого с точки зрения евангельских истин не имеет вообще никакого смысла. «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28).
В современном секуляризированном мире критики христианства совершенно неумно и необоснованно проводят тождество между понятиями «патриархат» и «христианство». Но патриархат, как форма социальной организации, где в центре стоит фигура мужчины-отца семейства, имеет куда более давнюю историю. Патриархальными являлись и общества, жившие за многие тысячелетия до Рождества Христова. А Спаситель как раз первым и задался вопросом об ограничении его крайностей. Именно Он говорит, что муж должен любить жену (а не просто делить с ней ложе и дарить подарки), что многоженство — грех, а мужская супружеская измена ничем не предпочтительнее женской (здесь уместно вспомнить спасение Иисусом некой женщины, обвиненной в прелюбодеянии, от смертной казни (Ин. 8:2-11)).
Сейчас все эти истины кажутся хрестоматийными, но для того времени они были по-настоящему революционными. Для людей, выросших в античной греко-римской традиции, женщина была, в общем-то, бесправным придатком сначала к отцу, а потом — к мужу. А для иудеев того времени было нормой многоженство, притом с надоевшей женой можно было запросто развестись в одностороннем порядке. И как раз Христос призывает мужчин увидеть в женщине равную себе.
« Если бы Творец хотел вульгарно понимаемого
физиологического равноправия, он не создал
бы мужчину и женщину разными. Что, конечно,
не мешает православной женщине иметь те же
базовые гражданские права, что и мужчинаДЕНИС МАЛЬЦЕВ, кандидат исторических наук,
старший научный сотрудник Российского института
стратегических исследований (РИСИ)
Неслучайно, что именно женщины стали самыми преданными ученицами и соратницами Христа. Неслучайно, что христианская цивилизация станет потом первой, свободной от изуверских женоненавистнических обычаев: «женского обрезания», «ритуального изнасилования», «добровольного» самоубийства вдовы и многих других, что и по сей день практикуются в некоторых нехристианских культурах. Речь здесь не идет о том, что христианство вмиг взяло и покончило с негативными проявлениями патриархата, как оно «до сих пор» не покончило ни с лицемерием, ни с воровством, ни с мздоимством, ни со многим другим, что осуждал Христос. Но новое вероучение ясно дало понять, что считает своими равными последователями как мужчину, так и женщину. Другое дело, что равенству женщины с противоположным полом в земных вопросах еще только предстояло наступить.
***
Интересное наблюдение: слушая многих девушек и женщин, считающих себя феминистками, понимаешь, что толчком к их мировоззренческому сдвигу стал негативный личный опыт. Пьющий (или гулящий отец), рано бросивший жену и детей, неполная семья, испорченный из-за мужского рукоприкладства (инфантилизма, лени или, опять же, выпивки) собственный брак (или просто романтические отношения)…
Выходит, что если на уровне мировоззрения современный феминизм можно считать постхристианской идеологией, порвавшей со своим «родителем», то на уровне личностном — это производная от других антихристианских матриц поведения, до сих пор живущих в нашем обществе: пьянства, разврата, семейного насилия.
Поэтому лучшим оружием против такого феминизма у христианина должна оставаться любовь. Любовь к своим ближним, к домочадцам, ко всем мужчинам и женщинам вокруг, даже к тем, кто мыслит совсем не так, как ты. Только так накопившееся зло перестанет жить между людьми, только так можно всерьез покончить с любым антихристианским мировоззрением.