Статьи

Духовные мотивы в Красноярской поэзии. Беседа с Мариной Саввиных

Юрий Пасхальский

Поэт и главный редактор литературного журнала «День и ночь» Марина Олеговна Саввиных стала участником процессов, происходивших в творческой среде Красноярского края на сломе эпох. В рамках проекта «Летопись возрождения», выходящего при поддержке грантового конкурса «Православная инициатива», Марина Олеговна поделилась с нами воспоминаниями о том нелёгком для поэзии и общества в целом периоде и дала оценку современной ситуации в литературной жизни нашего региона.

? — Марина Олеговна, как произошла смена образов в поэзии перестройки, и какие общественные процессы нашли в ней отражение?

— Вся наша поэзия в это время проходит очень тяжелый период. Может быть основным направлением и в красноярской поэзии тоже становится переформатирование сознания людей с постулатов и стандартов советского времени на что-то совершенно другое. На бунтарство, на уличные протесты, на обращение к социальным проблемам. И подавляющее большинство наших поэтов отдали этому дань.

Я никогда не забуду, какими острыми гражданскими нотами окрасилось в это время творчество Романа Харисовича Солнцева или Зория Яхнина. Ещё ранее чествовалось это и у Вячеслава Назарова. В то время, я только начинала серьезно входить в литературу. Помню, как Солнцев упрекал меня за то, что я очень далека от социальной темы. «Как так? — говорил он. — Тут у нас, понимаете, страна рушится! Надо кричать, надо критиковать, надо возмущаться, надо поднимать знамена! А она про какие-то духовные поиски, про какие-то тайные смыслы. Крайне далека Марина Саввиных от народа». И Эдуард Иванович Русаков обвинял меня в том же самом — «Далековата, далековата она от народных потребностей».

В это время происходит совершенно удивительный внутренний раскол. Мы же прекрасно помним Андрея Вознесенского с его «Лонжюмо» и Евгения Евтушенко с его замечательными поэмами, посвящёнными стройкам коммунизма. В это время у всех в головах происходит какой-то потрясающий слом. И с той же страстностью, с которой они проводили генеральную линию партии, хоть может быть и с подвохом, они начинают всё это опровергать, обрушивать и возмущаться.

? — Выходит, несмотря на общий интерес к некогда запрещённой религиозной тематике, духовные искания появились в нашей новой поэзии не сразу?

— Всегда, и даже в самые атеистические годы, тихо двигалось потаенно духовное течение, которое только к началу двухтысячных вырвалось на поверхность. И духовные смыслы тоже ведь были у всех поэтов, просто не каждый мог их разглядеть. Всегда присутствовало то, что выставлялось напоказ и лежало на поверхности, а было то, что для себя, для внутреннего потребления. И как бы кто из поэтов не называл ту великую силу, в свете которой мы встроены в некую духовную вертикаль, я уверена, что каждый человек чувствует это. Он даже может сам себе не признаваться, но он чувствует этот невидимый мир. Повторюсь, даже в самые жёсткие атеистические годы мы находим отражение духовности в творчестве каждого поэта.

Отчетливо видно, как постепенно мы, словно некую болезнь, пережили протестную волну в поэзии времен Перестройки и развала СССР, и наступил момент осмысления того, что мы прошли. К концу девяностых в нашей поэзии наступает расцвет очень глубокой, серьёзной поэзии, связанной с духовными поисками. Но тут наступила другая крайность.

Вдруг оказалось, что быть духовным, что быть связанным с Церковью, это не просто важный человеческий запрос — это стало модным. Я очень хорошо помню, как мне говорили: «Марина, понимаешь, использовать такие слова как „душа“, „Господь“ — это неприлично. В наше время такие слова употреблять в стихотворении просто нельзя». Но все изменилось, и теперь сложно найти поэта, который такой лексикон не использовал бы в своём творчестве. Тут у нас и ангелы повсюду, и святость, и молитвы. И то, что в конце восьмидесятых казалось недопустимым, немыслимым, становится распространённым и обыденным, опошляется.

Но сейчас мы и это преодолеваем. Пришло понимание, что имя Божие всуе употреблять-то не очень правильно. Может быть, впервые за долгие годы наша поэзия пошла вглубь. Мы начинали думать о своем долге перед высшей силой, в которую мы все встроены. Как Бог действует через нас? Какие противоречия возникают на этом пути? Что вообще мы из себя представляем? То есть удивительным образом мы через отрицание приходим вновь к тому, чем была озабочена русская религиозная философия начала двадцатого века. А ведь это время совершенно потрясающей поэзия! Круг замкнулся.

? — Можно ли сказать, что тридцатилетние искания русских, сибирских поэтов привели нас к новому пониманию духовности в поэзии? Могли бы вы назвать современных красноярских поэтов, ставших символами этого духовного становления?

— Сегодня иерархия среди поэтов отсутствует. Некогда мы могли назвать группу наиболее выдающихся поэтов, допустим, середины двадцатого века. Сегодня это совершенно немыслимо. Однажды я взяла на себя смелость и опубликовала в интернете список «100 русских поэтов». И это был просто взрыв. Все, кого я туда не включила, ополчились на меня. И я не могу сегодня назвать десять имён русских поэтов, чтобы н навлечь на себя гнев тех, кто не оказался в этом перечне.

Поэты народ индивидуалистический. Каждый сегодня сидит по своей норке. И меня очень тревожит это, печалит. Считается, что инновации в области поэтической техники идут за счёт разрушения привычных связей в русском языке, отказа от грамматики, от социальной значимости поэзии. Индивидуализм обернулся типичным образом для современной поэзии — «я курю, пью кофе и занимаюсь удовлетворением своих низменных страстей». Это сегодня интересно и, к сожалению, пока не найден стержневой путь для становления серьёзной поэзии. Всё на самом деле достаточно печально.

Расцвет графомании, который захлестнул всё сегодня, особенно касается поэзии. При всей строгости отбора, который существовал в восьмидесятые годы, многое отметалось по идеологическим соображениям. Но в то же время, поэт — это была профессия. И отбор происходил по очень серьезным профессиональным критериям. Сейчас ничего этого нет, и человек, срифмовавший «кровь-любовь», считает себя вполне состоявшимся поэтом. «Я поэтесса» — говорит сегодня молодая девочка, весь круг интересов которой сосредоточился на вечной любви-нелюбви. Но она уже поэтесса, и не только так себя называет, но и учит других. Ведь пару сборников выпустила и презентации провела. Ещё и поэтому престиж писательской профессии скатился до невозможности.

Но всё это не значит, что поэзия перестала существовать. Путь читателя к подлинным образцам современной поэзии стал более сложным. Она есть, только приобрела иные формы бытования. А что произойдет с нами в дальнейшем, пока никто не может сказать.

* * *
В чистом поле брошусь на траву

И врагов на праздник позову…

А. Чмыхало

Становится безжалостно строга

Правдивая основа целой жизни —

И вот у человека нет врага,

А есть седой сотрапезник на тризне.

Как ни растленна слава у людей,

Блажен, кто превозмог её объятья,

Тогда у человека нет судей,

А есть лишь соучастники и братья.

Так время сопрягает имена

Всего, что есть, — судьбою, слово в слово:

«Во всем твоя заслуга и вина,

И нет на свете ничего иного!».

1989 г.

Марина Саввиных

Шторм

Я встал на берегу. Мой голос тонет в громе.

Вдоль берега шипит прибойная гряда.

Свивает свиток свой мрачнеющее море,

как ангел — небеса в день Страшного суда!

Отныне ни к чему ни звезды, ни планеты…

отныне ни к чему дельфины и суда…

Я ухожу туда, где водку пьют поэты,

и ангел пиво пьёт в день Страшного суда…

Скрутилось нынче все: высь, и земля, и реки…

Но если ж засияют вновь небо и вода,

будь счастлива везде, будь счастлива вовеки,

будь счастлива хоть с кем, будь счастлива всегда!..

1987 г.

Роман Солнцев

Ожидание

Махорка и хлеб на исходе.

Ну что же, затянем ремень.

В завязнувшем вездеходе

Кукуем и ждем перемен.

И всё на земле обещает,

Вот-вот расцветет небосвод.

И радио бодро вещает,

Что непогодь скоро пройдет.

Бесцветное серое небо

И серая в лужах вода.

Не мучит отсутствие хлеба.

Но серость — вот это беда.

Хотя бы на четверть минутки

Унять бестолковую дрожь.

Но вот уж которые сутки

Идёт кратковременный дождь.

Зорий Яхнин

Проект «Летопись возрождения» реализуется при поддержке международного грантового конкурса «Православная инициатива 2019–2020».