Максим Рычков
В первую Неделю — воскресенье, выражаясь светским языком, — Великого поста Церковь традиционно празднует Торжество Православия. У непросвещённого человека может возникнуть вопрос: по какому случаю это торжество? Как именно или, может быть, над кем конкретно восторжествовало Православие?
Этот день — дань памяти восстановления иконопочитания в Византийской (Восточно-Римской) империи. Впервые Торжество Православия состоялось в 843 году, в первое великопостное воскресенье, и стало переходящим церковным праздником (т.е. каждый год празднуется в разных числах, в зависимости от начала поста).
Богослужебной особенностью этого дня является особый чин Торжества, за которым провозглашается торжество Церкви над ересями, утверждаются постановления семи Вселенских соборов и возносятся анафемы лжеучителям и раскольникам.
Отрицание ликов святых — иконоборчество (иконоклазм) — стало последней крупной ересью в истории Византии, а победа над ним подвела черту под т.н. «Эпохой Вселенских соборов», когда привычные многим поколениям верующих догматы веры ещё только утверждались в борьбе с различными еретическими учениями. Иконоборчество в их череде занимает особенное место.
Ниспровергатели икон
Как возникла эта ересь? Прежде всего, стоит сказать, что современный верующий, окажись бы в Византии VI–VII вв., пришел бы в ужас от практик почитания икон в те времена. Их брали в восприемники при Крещении, в свидетели на суде, особо «благочестивые» верующие даже соскабливали краску с ликов святых и добавляли в вино при Евхаристии или даже просто в еду.
Потому нет ничего удивительного в том, что отрицание изображений Спасителя, Пресвятой Богородицы и святых зародилось в Византии за многие века до «официального» иконоборчества. До него почитание икон как языческий пережиток рассматривали последователи таких учений как павликианство и монофизитство. Учений гонимых и преследуемых официальными церковными и светскими властями, однако, относительно влиятельных, особенно на периферии империи.
Положение осложнялось тем, что ни один из предшествующих шести Вселенских соборов не выносил на рассмотрение вопрос об иконах. Ничего о них прямо не говорится и в Священном Писании, а отдельные фрагменты из него можно было трактовать как прямой запрет поклонения перед любыми изображениями.
В числе предпосылок иконоборчества некоторые историки приводят также влияние мусульманского мира и недовольство светской власти влиянием и накопленными богатствами у духовенства на фоне общего бедственного положения Византии. К слову, церковная жизнь в империи была неотделима от государственной, а потому многие политические движения были «обречены» быть в определенной степени и религиозными.
Начало VIII века для Византии выдалось кризисным периодом — в войнах с Арабским халифатом она лишилась обширных владений в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Результатом явилась внутренняя смута, и в 717 году к власти путём переворота пришёл военачальник Лев, став императором Львом III Исавром (правил вплоть до 741 года).
Лев III был успешным полководцем, остановившим экспансию арабов-мусульман, и способным управленцем, который провёл ряд административных и законодательных реформ. По-военному решительно он стремился навести в стране порядок, разобравшись со всем, что считал лишним и вредным. К этой категории он отнёс и почитание святых ликов.
В 726 (по другим данным — 730) году император издал эдикт, запрещающий поклонение иконам. Однако этот акт встретил решительное осуждение как византийского духовенства, так и римского папы (до окончательного разделения католиков и православных оставалось ещё три столетия). Более того, даже простые верующие активно выступали в защиту святынь, потому Лев III и его сторонники были вынуждены занять выжидательную позицию.
«Разбойничий собор» и цветы вместо святых
Пиком иконоборчества историки считают 741–775 годы, время правления сына Льва III — Константина V Копронима («Навозника»; это прозвище за правителем посмертно закрепили его недоброжелатели).
Подобно отцу, он был талантливым полководцем, популярным в армии. Вместе с тем, Константин был гораздо лучше образован и не боялся богословских прений. Император попытался обосновать иконоборчество, представив почитание икон производным от осуждённых ранее ересей монофизитства и несторианства. Подобно им, почитатели икон ограничивают Божественную природу Христа через описание его плоти, — заявлял Копроним.
Эту точку зрения лояльные Константину V епископы утвердили на соборе в Иерии в 754 году, который сам правитель пытался представить как «вселенский», хотя в нём участвовали только «замирённые» к тому времени константинопольские иерархи, без представителей церковных властей Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима. Потому даже современниками этот собор был расценен как «разбойничий», незаконный.
Но это дало Копрониму формальные основания для воплощения в жизнь иконоборческих идей: по всей империи стали уничтожаться иконы, мозаики, иллюстрированные рукописи, казням и преследованиям подвергались все, кто выступал в защиту икон. Достойными почитания должны были остаться только символ креста и евхаристические Святые Дары, а украшать храмы было постановлено орнаментами и изображениями растений и животных.
Даже с сугубо приземлённой точки зрения подобная политика была абсолютно неразумной: уничтожалось культурное наследие Византии, провоцировалась межнациональная рознь (основу иконоборцев составляли армяне и сирийцы, в то время как большинство этнических греков осталось верным иконам), а значительная часть духовенства, наиболее грамотного и просвещенного сословия, была вынуждена покинуть страну.
Самое же главное, что иконоборчество так и не стало целостным движением: в их среде многие выступали против уничтожения икон, и даже полагали необходимым сохранение ликов святых в храмах — не для почитания, но ради раскрытия христианского учения малообразованным людям.
Уже в годы правления следующего императора, Льва IV Хазара (775–780), накал гонений на почитателей икон снизился. После его смерти императорская вдова Ирина, отстранив от власти сына, сама встала в оппозицию иконокластам.
«Честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу»
Ещё в годы правления Льва III один из величайших христианских богословов, преподобный Иоанн Дамаскин, написал трактат «Три слова в защиту почитания икон».
Заочно полемизируя с иконокластами, святой Иоанн убедительно развенчал несостоятельность их аргументов. Прежде всего, богослов четко разграничил понятия «поклонение» и «служение»: если служить христианин может только Богу, то поклоняться, воздавая честь, можно всему, что соединяет верующего с Творцом.
Относятся ли к этой категории иконы? Безусловно, так как в отличие от языческих идолов, они не выступают предметом поклонения, но лишь земным доступным образом тех, к кому обращена молитва. Почитание икон — это не поклонение материальному, но связь посредством него с Господом, Божией Матерью и святыми.
Кроме того, Иоанн Дамаскин утверждал, что ветхозаветные запреты на изображение Бога потеряли свою актуальность с пришествием в мир Спасителя Иисуса Христа: «Не поклоняюсь твари паче Создавшего, но поклоняюсь Творцу, созданному по мне и сошедшему к твари без унижения и повреждения Себя».
Учение преподобного Иоанна, в равной степени как ниспровергало иконоклазм, так и осуждало крайности стихийного иконопочитания в прошлые годы. Поставить же точку в споре об иконах в 787 году был призван VII Вселенский Собор, состоявшийся по инициативе императрицы Ирины в городе Никее.
Его участники однозначно высказались в защиту иконопочитания: «Ибо честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней», — такими словами завершался принятый архиереями догмат.
Седьмой Вселенский собор нанёс по иконоклазму мощнейший идеологический удар: в отличие от «разбойничьего» собора в Иерии, в нём участвовали представители всех христианских центров Раннего Средневековья, потому и авторитет принятого догмата был несопоставимо выше.
Преданные анафеме
Почему же тогда Торжества Православия пришлось ждать ещё почти полвека?
Противостояние противников и почитателей икон не было мирной философской дискуссией. Это была вялотекущая гражданская война, противостояние конкурирующих групп в политической элите страны. Армейские круги вместе с провинциальной аристократией, составлявшие костяк иконоборцев, не собирались без боя отдавать власть традиционной греческой элите, продолжавшей выступать за почитание икон.
В 813 году в Константинополе произошел очередной переворот, и новый император Лев V Армянин (правил до 820) взял курс на реставрацию иконоклазма. Впрочем, низложивший его Михаил II Травл («Шепелявый»; правил в 820–829 гг.), хоть и был иконоборцем, но пытался достичь примирения с противниками: признал одинаково недействительными решения Иерийского и Никейского соборов и даже амнистировал часть подвергшихся гонениям за почитание икон.
Былой размах иконоборческому движению силился вернуть только последний правитель-иконоборец, сын Михаила Травла Феофил (правил в 829–842 гг.), но к тому времени ересь была уже обречена. Даже супруга императора Феодора и большинство придворных тайно почитали иконы.
Со смертью же Феофила никаких преград у набравших политический вес иконопочитателей во главе с императрицей-регентшей Феодорой больше не было. В кратчайшие сроки был низложен с престола отвергавший иконы патриарх Иоанн Грамматик, из ссылок и тюрем были освобождены все жертвы гонений.
Состоявшийся спустя год поместный собор в Константинополе подтверждал законность постановлений семи Вселенских Соборов и анафематствовал иконоборчество. Символически же победу над последней из раннехристианских ересей закрепил общецерковный праздник в первое воскресенье Великого поста в 843 году — то самое Торжество Православия, которое верующие почитают ежегодно и по сей день.
В определенной мере, императорами-иконоборцами и их сторонниками руководили благие намерения. Они, должно быть, искренне считали себя защитниками евангельских идеалов и борцами с «идолопоклонниками», восстановителями порядка в империи. Однако интеллектуальная скудость и разрозненность их движения привела к непоследовательности, метанию между попытками решительным образом уничтожить целый социокультурный пласт в жизни византийского общества и найти невозможный компромисс со своими оппонентами.
В конечном счёте, иконокласты не только не «навели порядок» в империи, но и спровоцировали страшную смуту внутри нее. Недобрая память об иконоборчестве впоследствии послужила дурную службу византийским правителям; любое движение за перемены внутри государства стало восприниматься как еретическое и деструктивное, что, в какой-то степени, и привело к конечному падению Византии.