19 февраля в эфире «Радио России. Красноярск» (94.5 FM) прозвучал второй выпуск программы из цикла «Уроки столетия: Церковь, общество, человек».
Тема — жизнь и подвиг священномученика Димитрия Неровецкого (Апанского). В качестве эксперта выступил главный хранитель «Касьяновского дома», руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви c обществом и СМИ Красноярской епархии Геннадий Малашин. Публикуем текст беседы, предоставленный сайтом kasdom.ru.
ДВ: У микрофона Дмитрий Васянович. Сегодня, уважаемые радиослушатели, мы продолжаем цикл передач под названием «Уроки столетия: Церковь, общество, человек», которые «Радио России» готовит совместно с музейно-просветительским центром духовной культуры Красноярского края «Касьяновский дом».
Предлагаем вашему вниманию историю столетней давности, которая произошла в Абанском районе, а именно в селе Апан, которое ныне носит название Апано-Ключи. И сегодня здесь помнят, что в лихие годы Гражданской войны в этих краях был убит молодой священник: ему было 32 года. Как же это могло произойти? Наша программа посвящена священномученику Димитрию Неровецкому.
Родился будущий отец Димитрий в семье псаломщика в Подольской губернии в 1887 году. Окончил сельскую второклассную школу, был назначен вторым учителем церковно-приходской школы, а затем был принят в число певчих в Архиерейском доме в Каменец-Подольске.
После трех лет пения в хоре сам приступил к ведению служб в качестве псаломщика. Женился, был рукоположен во диаконы. И уже в 1916 году, как рассказывает главный хранитель «Касьяновского дома», историк Церкви и журналист Геннадий Малашин, диакон Димитрий Неровецкий с семьей переселился в Енисейскую губернию, был принят в штат местной епархии.
ГМ: Я предполагаю, что какую-то роль в этом сыграло его знакомство с тогдашним Управляющим Енисейской епархией Владыкой Никоном (Бессоновым). В свое время Владыка Никон помогал отцу Димитрию идти по церковному пути еще там, в Подольской губернии.
20 января 1916 года отец Димитрий был назначен настоятелем Никольского храма в селе Апано-Ключи, а 17 апреля 1916 года — эта дата тоже установлена — из диаконов он был рукоположен во священники.
Нам удалось найти подтверждение предположению о том, что было это на второй седмице по Пасхе, в понедельник, и было это в утраченном Воскресенском соборе города Красноярска. И началось его служение: 1916, 1917, 1918, начало 1919 года… Это были годы, конечно, страшные для Сибири и всей России: последний год войны, год двух революционных переворотов, и потом кошмары нечеловеческие, испытания, которым была подвержена Сибирь в годы Гражданской войны.
Это было страшное разделение русского народа на «красных» и «белых». Кроме красных и белых были еще и «зеленые», можно их так называть: были просто люди, которые, пользуясь ситуацией Гражданской войны, безвластием, создавали банды, грабили население.
Мы с коллегами в течение десяти лет изучали материалы, связанные с судьбой отца Димитрия Неровецкого, и часто откладывали архивные документы в сторону: невозможно было читать о тех муках, которым подвергали сибирского крестьянина как представители карательных отрядов белых, так и… Увы, об этом надо говорить и говорить вслух, о тех ужасах, которыми изобиловал «красный террор». И отрубали людям носы, и выкалывали глаза, и руки отрубали, ноги, и кожу сдирали живьем, — все это было.
И в этом ужасе отец Димитрий вместе с семьей провел три года.
ДВ: Приход был обширный, включал в себя еще десять деревень. По данным клировой ведомости он насчитывал еще 406 дворов и почти четыре тысячи жителей. В храме Николая Чудовторца была чтимая икона великомученицы Параскевы, и с ней совершались крестные ходы от храма к озеру Боровое (ныне — Святое).
Заступивший на служение в село 29-летний отец Димитрий ревностно стал служить и окормлять паству, преподавал Закон Божий крестьянским детям в двух министерских одноклассных училищах.
Из рапорта благочинного 6-го участка Канского уезда становится понятной личность отца Димитрия Неровецкого:
«Отец Димитрий человек был очень хороший, как служитель церкви — очень усердный, прекрасный семьянин и не заменимый для сослуживцев товарищ. К прихожанам он относился всегда любовно, и дни свободы прожил со всеми в мире и согласии.
Своей религиозностью и абсолютной терпимостью был для всех примером. Какая же вина отца Димитрия пред большевиками? А вина его та, что он в жизни шел прямой дорогой, не раскланивался на обе стороны, не уклонялся ни направо, ни налево, а смотрел лишь вверх.
Человек, весьма осторожный в жизни, мягкий в выражениях, уступчивый в разговорах — он не входил в компромиссы в делах веры, в вопросах церковных. Он жил для прихода, не служил, а горел на ниве Христовой.
А как скорбел о. Димитрий о своих прихожанах, уклонившихся в большевизм, сколько вздохов и тайных слез было у него за заблудших овец пред престолом Божиим!…
Аресту о. Димитрия способствовал его же псаломщик Ковбаса. Как псаломщик — очень плохой, а как человек — пьяница и дебошир. О. Димитрий терпел его, жалея его же многочисленную семью, и он отблагодарил за снисхождение и милость…».
В конце ноября 1918 года село Апанское занял партизанский отряд бывшего унтер-офицера Апановича, известного своей жестокостью. Отец Димитрий был схвачен и обвинен в преступлениях против партизан. Однако вскоре его освободили.
В 1919 году, незадолго до начала Великого поста, его вновь арестовали и снова отпустили. Поэтому, как говорит наш эксперт Геннадий Малашин, когда за отцом Димитрием вновь пришли двое человек с ружьями и объявили об аресте. Он полагал, что это вновь краткосрочный арест, ведь судить его не за что, и он спокойно пошел вслед за этими людьми.
ГМ: Это было 23 февраля 1919 года по старому стилю — суббота первой седмицы Великого поста, канун Торжества Православия. Он успел совершить богослужение, вернулся домой, когда за ним пришли партизаны и сказали идти вместе с ними. Он спокойно пошел, даже путем не оделся, потому что думал, что это очередной допрос. Он не успел даже проститься с семьей: матушкой Евдокией и сыновьями Борисом и Вадимом.
Партизаны сначала посадили его на сани, потом привязали его к саням и заставили бежать по снегу 12 верст до деревни Байкан, ныне несуществующей. В Байкане они его завели в избу — надо было лошадей сменить — и стали издеваться над мучеником Димитрием: доставали головни из печи, прижигали ему лоб, чело, волосы… Потом вывели его на улицу, вновь привязали к саням, погнали лошадей. Он не мог уже бежать, поэтому его бросили на сани.
Потом остановились где-то в тайге. Место это, слава Богу, тоже известно, там стоит поклонный крест. Вывели мученика из саней и расстреляли. Потом попытались зарыть его честные останки в снегу.
Матушка его искала, искали прихожане… Искали и не могли найти. Потом, когда снег растаял, тело его обнажилось, тогда партизаны эти останки схватили и увезли их еще дальше, в тайгу — и это место тоже найдено, слава Богу — и там зарыли в землю.
И один из партизан, — это до сих пор меня как-то сильно удивляет, — попытался вырезать крест на сосне рядом с местом последнего приюта отца Димитрия. Командир его разгневался, сказал замазать, затесать крест. Но тот не затесал до конца, и, благодаря этому, крест жители потом восстановили после Гражданской войны.
Один из абанцев мне рассказывал: «Помню, как ходил в детстве с матерью и отцом по ягоды, и когда доходили до места, где был вырезан этот крест, мать становилась на колени и крестилась, рассказывала, что здесь когда-то священника убили, надо здесь помолиться. И мы молились».
ДВ: Супруга отца Димитрия вместе с двумя ребятишками сначала уехала в Абан, а в 1922 году вернулась на родину, в Подолье. Она прожила долгую жизнь, вырастила двух сыновей Бориса и Вадима, которые воевали потом на фронтах Великой Отечественной войны, и старший, Борис, погиб в бою.
Сегодня на месте кончины отца Димитрия установлен поклонный крест, неподалеку в тайге на дереве можно увидеть и тот вырезанный крестик. А сам убиенный мученик Димитрий в августе 2000 года был причислен Церковью к лику святых — новомучеников.
Его почитают далеко за пределами нашего края, где молодой батюшка сложил свою голову в годы злого лихолетья. И да сохранит нас Господь его молитвами от всякой злобы, вражды и кровопролития!