Статьи

Евангельские истины Андрея Поздеева

Юрий Пасхальский

«Художник как личность более ин­дивидуален. Он позволяет себе то, что другие люди, может быть, и не позволя­ют. Но на нём лежит большая обязан­ность: отдавать себя, каков он есть».

А.Г. Поздеев

 

Чудаковатый старичок с зонтиком — та­ким многие красноярцы представля­ют художника Андрея Поздеева. Есть люди, которым его картины кажутся чем-то непонятным, или даже пугающим. Другие, глядя на абстракции с усмешкой за­являют: «Я и сам бы так мог!».

Но немало и тех, кто называет Андрея Геннадиевича «солнечным художником», произведения которого приносят успокоение и тихую радость. В своих поздних работах Андрей Поздеев оставил потомкам перепле­тение знаков, форм и символов. Люди видят в них тайный, духовный мир, который мастер красками переносил на холст.

Особенно примечателен своим симво­лизмом его Библейский цикл. Мы привыкли видеть образы из Священного Писания на канонических иконах, в мозаиках и фресках. Вполне понятна и даже привычна западня религиозная живопись Возрождения и по­следующих эпох, вплоть до русских Михаила Нестерова и Николая Ге. Но модернистские приемы в работе с религиозной тематикой и сегодня не часто находят отклик у право­славного человека.

Мы готовы принимать условности иконо­писи, диспропорции и обратную перспекти­ву, но отдаляясь от канонического искусства в область религиозной живописи, непремен­но требуем реализм. Андрей Поздеев творил, выражая в красках, самые сокровенные свои чувства, которые невозможно было передать речью. И то, что мы видим на картинах его Библейского цикла — глубинные религиоз­ные переживания художника.

Первые картины с Евангельскими моти­вами появились еще в начале восьмидесятых, в эпоху господствующего атеизма. О гряду­щей «перестройке» никто еще не догадывал­ся. О гласности и свободе совести тогда можно было только мечтать. Но уже в пятидесятые провинциальный художник мог позволить себе то, что немыслимо было и для деятелей столичного андеграунда. Работы Поздеева не были политическими художественными акциями. Начальство их просто не замечало. А многие современники не понимали его, даже высмеивали, не видя свободы внутрен­них поисков автора.

В своей мастерской он мог работать сутка­ми, отвлекаясь только на обед и сон. На кро­хотных листах бумаги и огромных холстах вырастали удивительные, солнечные миры. Все что было вне этого — второстепенно. До самых последних часов своей жизни он рабо­тал над картинами. Последнюю — уже не смог подписать ослабшей рукой.

Творчество художника можно разделить на несколько периодов. По его работам про­слеживается путь самопознания Андрея Поздеева, его стремление к совершенству. От раннего реализма — к импрессионизму, затем к символам и абстракции. Гармония гео­метрических фигур и небрежные линии. Так красноярский художник стремился постичь мироздание.

В одном из интервью Андрей Геннадие­вич вспоминает, как в трехлетнем возрасте он сидел на траве среди цветов и, подняв глаза в высокое синее небо, плакал. Плакал не от не­кой обиды, а от восторженности этим миром. Чувство сопричастности Творцу и всему живо­му до конца жизни осталось с художником.

До последних дней земной жизни, Андрей Поздеев будет искать в красках ответы на му­чившие его вопросы. И однажды скажет, что яркие холсты — это его молитва. И эти уди­вительные библейские образы не похожи ни на что, из отечественного искусства его вре­мени.

Будучи православным христианином, Андрей Геннадиевич мечтал, что однажды картины его Евангельского цикла можно бу­дет превратить в серию фресок для часовни. И сегодня еще это кажется невероятным. Но нельзя отрицать, что особая, таинственная жизнь его красочных образов дает каждому возможность прикоснуться к другой, неося­заемой стороне реальности.

В картинах, представленных в данном материале, сокрыто множество символов. От троичности Божества, до представления о нерушимости Церкви и проповеднического семени христианства. В реальности их раз­мер исчисляется метрами. Художник вложил в них множественные оптические эффекты, так что картины буквально меняют цвет, пульсируют, геометрические фигуры транс­формируются. К сожалению, в печатном ва­рианте добиться этой важной визуальной составляющей невозможно. Но разгадать символику библейских сюжетов может каж­дый. Во всяком случае, попробовать.

Проект «Корни и крона» осу­ществляется при поддержке Международного грантово­го конкурса «Православная инициатива 2018-2019»

Татьяна Ваганова, директор «Му­зея доброго человека» школы  69 г. Красноярска:

—     Многие годы карти­ны Андрея Геннадьевича не брали на выставки. Его работы не закупались, он не работал с заказами. А что это может значить для художника? Совершен­ное безденежье. И это не­смотря на поддержку Сою­за художников. В его жизни никогда не было роскоши. Почти все деньги он тра­тил на краски. Работы Андрея Поздеева — это движение души, веление сердца показать своими глазами, как он понимает универсум, мироздание. И его мир был наполнен радостью, которой он хо­тел поделиться со всеми.

Валерия Гурьянова, директор фонда Андрея Поздеева:

—      Я много раз виде­ла, как в мастерскую к Андрею Геннадьевичу приходили люди, чтобы поделиться своими пере­живаниями, открывали ему душу. Очень справед­ливый и чуткий человек, для многих он был мери­лом совести. Всю свою жизнь он сохранял яркое, солнечное видение мира. Андрей Поздеев готов был терпеть нужду и го­лод ради искусства. Он был свободен не только от власти, но и от пу­блики, потому что са­мая страшная несвобо­да — это зависимость от денег, когда художник пишет и думает, купят у него картину или не ку­пят. Он смотрел на окру­жающую реальность гла­зами ребенка, но писал он как мастер. Так мог делать только Андрей Поздеев.

Сергей Щеглов, консультант Управ­ления общественных связей Губернатора Красноярского края:

—     Когда я впервые уви­дел Андрея Геннадьевича, ему было семьдесят лет. Он сразу показался мне очень простым и откры­тым в общении челове­ком. Некоторым даже ка­залось это некой детской наивностью. Но за непо­средственностью был отчетливо виден живой и острый ум. Я и сегодня не перестаю удивляться тому жизнелюбию, кото­рым он просто светил­ся. В свои семьдесят он стремился к саморазви­тию, постигая все новые художественные приемы. За всем эти стояла глу­бокая и светлая вера.