Новости

Пятнадцатилетие служения Святейшего Патриарха Алексия


10 июня 1990 года в Богоявленском патриаршем соборе прошла церемония интронизации пятнадцатого в истории Русской Церкви Патриарха Московского и всея Руси. Новопоставленный Святейший Патриарх Алексий произнес слово, прочитать которое сейчас, спустя пятнадцать лет, особенно интересно.

О чем говорил новый русский Патриарх при своем избрании, какие цели и задачи намечал он в своем служении тогда, какие трудности предвидел? В чем действительность превзошла ожидания Первоиерарха — как в позитивном, так и в негативном плане? Обратимся к слову Святейшего Патриарха, произнесенному им пятнадцать лет назад.

«В сей день, сознавая всю ответственность пред Богом и Его Церковью, со страхом и трепетом вступаю на Московский Первосвятительский престол, ибо сознаю, что не по делам и заслугам моим выпал мне сей жребий, но по воле промышляющего о нас Пастыреначальника Господа Иисуса Христа. Исповедуя свою немощь, возлагаю всю мою надежду на врачующую благодать Божию, даруемую нам в Духе Святом», — говорил тогда Святейший Патриарх.

Напомним, тогдашний ленинградский митрополит Алексий был избран Собором на Патриаршее служение, не будучи явным претендентом: большинство голосов поначалу распределились между митрополитом Киевским и Галицким Филаретом (Денисенко; теперь он лишен сана и монашества за учинение раскола) и митрополитом Ростовским и Новочеркасским Владимиром (Сабоданом).

Подобные примеры в церковной истории встречаются не так уж редко: при выборах нового Предстоятеля Поместной Церкви порой явные кандидаты так и не становятся Патриархами. Стоит вспомнить хотя бы Поместный собор 1917 года, когда митрополит Тихон (Белавин), имея наименьшее количество голосов в первых турах выборов, в конце концов жребием (древнейшим способом избрания, известным уже из Деяний Апостольских) был избран на Патриаршество.

«Усердно молюсь и взываю ко Господу об укреплении духовных и телесных сил, — говорил перед Собором новоизбранный Патриарх Алексий. — Уповаю на покров и предстательство Пречистой Божией Матери. Молитвенно обращаюсь также ко всем святым, нашим ходатаям перед Престолом славы Божией, а наипаче к святым предшественникам моим, осеняющим Церковь нашу своими богоугодными молитвами».


Упование это оправдалось в полной мере. В годы патриаршества Святейшего Алексия II состоялись такие важнейшие для Церкви и для страны в целом события, как привезение в Москву списка чудотворной Иверской иконы, возвращение в Россию древней Тихвинской иконы Божией Матери, фактическое возвращение из музейного «плена» величайшей святыни — чудотворной Владимирской иконы. Одним из наиболее ярких событий последних лет стало прославление на Юбилейном Архиерейском соборе в 2000 году целого сонма новомучеников и исповедников Российских — нескольких сотен святых, пострадавших в годы гонений.

«Свою первоочередную задачу мы видим прежде всего в укреплении внутренней, духоносной жизни Церкви», — говорил Святейший Патриарх в 1990 году. Сейчас мы воочию убеждаемся, что эти ожидания и надежды оправдываются. Так называемая «внутренняя миссия» Церкви, проповедь среди огромной аудитории «этнических» православных возымела успех: пусть статистические данные вызывают у недоброжелателей скепсис и раздражение, но факт остается фактом: Россия не изменила своим историческим корням, и большинство населения страны по-прежнему считает себя принадлежащим к Православию.

Кроме того, в лучшую сторону изменилось само «качество» веры: благодаря просветительской работе Православной Церкви, открытию десятков и сотен церковных учебных заведений, начиная с воскресных школ и заканчивая православными семинариями и академиями и даже церковными ВУЗами, мы стали гораздо лучше понимать суть своей веры, более глубоко воспринимать смысл церковной жизни, саму необходимость такой жизни. Когда в своей речи на интронизации Святейший Патриарх говорил: «…Мы видим перед собой необозримое поле катехизаторской деятельности, включающей создание широкой сети воскресных школ для детей и для взрослых, обеспечение паствы и всего общества литературой, необходимой для христианского научения и духовного возрастания», — он хорошо понимал, что дело восстановления почти полностью утерянных духовных традиций потребует больших трудов и долгих лет упорной работы. «Мы сознаем, что движение к этим целям потребует от нас увеличения числа духовных школ, углубления духовного образования будущих пастырей, развития столь славной в прошлом отечественной богословской науки».

Тогда, в 1990 году, еще совсем не ясно было, насколько свободной будет Церковь в своем стремлении вернуть народу духовную основу, внутренний стержень, утраченный за десятилетия антирелигиозной пропаганды. Но то, что в разворачивавшихся тогда общественно-политических процессах Русская Православная Церковь будет играть важнейшую роль, было понятно: «Церковь наша — и это мы явственно видим, — говорил Святейший Патриарх, — вступает на путь широкого общественного служения. На нее, как на хранительницу непреходящих духовных и нравственных ценностей, исторической памяти и культурного наследия, с надеждой взирает все наше общество. Дать достойный ответ на эти надежды — наша историческая задача».

Но все же действительность превзошла ожидания, причем в лучшую сторону. За прошедшие полтора десятилетия взаимодействие Русской Православной Церкви с государственной властью и сотрудничество с различными институтами гражданского общества развилось настолько мощно, что порой ощущается, что от Церкви, от ее служителей, лично от Святейшего Патриарха ждут поистине «соломонова решения» по самым различным, порой очень специальным, вопросам. К авторитету Православной Церкви прибегают политики и ученые, историки и военные. Мнение Патриарха в любой аудитории встречает очень внимательное к себе отношение; к нему прислушиваются, на него ссылаются.


В выступлении Святейшего Патриарха в июне 1990 года, например, ничего не было сказано об отношениях Церкви и государства. Отчасти причиной тому были опасения ревизии предоставленных традиционным конфессиям религиозных свобод — слишком свежо было «послевкусие» коммунистической идеологии. С другой стороны, 90-е годы прошлого века — время, заслуженно получившее в современной публицистике название «новой смуты»: слишком ощутимо зашатались тогда сами основы государства, слишком слабыми оказались люди перед лицом искушения безграничной свободой — таким же идолом западного общества, каким в советском обществе была, например, идея «светлого будущего».

Приход во власть новых людей вовсе не означал автоматическое потепление отношений между светской властью и Церковью. «Во время трудных, судьбоносных преобразований в стране Церковь не остается безучастной свидетельницей происходящих событий, — подчеркивал в своем выступлении Патриарх, — она поддерживает благие и гуманные устремления нашего общества».

О неблаговидных и недостойных устремлениях не было сказано, но история России последующих лет, к сожалению, засвидетельствовала, что власть иногда не была свободна от подобных заблуждений или соблазнов. Недаром в 2000 году появился уникальный для церковной практики документ «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», одним из самых обсуждаемых фрагментов которого стало упоминание о возможности и даже необходимости неподчинения власти: «Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении». Остается благодарить Бога за то, что причин для таких серьезных шагов не появилось в прошлом и надеяться, что они не появятся в будущем.

Когда Святейший Патриарх упомянул в своем выступлении о необходимости сохранения нормальных межнациональных отношений, — «Русская Православная Церковь вместе с другими христианскими Церквами и религиозными объединениями нашей страны призвана врачевать раны, наносимые национальной рознью», — он, видимо, не мог предположить, насколько тяжелыми окажутся эти раны: до первой Чеченской войны оставалось еще почти пять лет. Теперь, когда православные священники ездят во «фронтовые командировки», когда перед нашими глазами стоят примеры мужественного стояния в вере казненного боевиками воина Евгения Родионова или сгинувшего в водовороте войны настоятеля грозненского храма священника Анатолия Чистоусова, становится понятным, что сотрудничество Православной Церкви с армией — не очередное «рейтинговое» мероприятие, не пустые слова, но насущная необходимость для многих и многих наших солдат и офицеров. В конце концов, воинская служба и церковное служение — понятия во многом близкие и по смыслу, и по целям.


В выступлении Святейшего Патриарха также не была упомянуты проблема налаживания контактов с Русской Православной Церковью за границей — просто по причине отсутствия таких контактов в то время. Присутствие Предстоятеля Зарубежной Церкви митрополита Лавра на Патриаршем богослужении в прошлом году в Бутове — свидетельство огромных позитивных изменений, произошедших в отношениях РПЦ и РПЦЗ.

Остались несколько пунктов в том памятном выступлении Святейшего Патриарха Алексия, которые, к сожалению, за прошедшие пятнадцать лет не потеряли актуальности — это католическая экспансия и прозелитизм на канонической территории Украинской Православной Церкви, а также деятельность украинских раскольников-самосвятов: «С горечью свидетельствуем о всевозрастающем беззаконии, чинимом в Западной Украине католиками восточного обряда, — отмечал Патриарх. — Положение там усугубляется расколом, возникшим в результате незаконного объявления так называемой Украинской автокефальной православной Церкви. Мы прилагаем всемерные усилия для устранения этих мучительных для Тела Христова недугов».

Что касается проблем в православно-католическом диалоге, последние высказывания представителей Ватикана и прежде всего новоизбранного папы Бенедикта XVI дают некоторую надежду на достижение взаимопонимания. В остальном — в отношении раскольнических сообществ — ситуация по меньшей мере не улучшилась. В ближайшее время уврачевание церковного конфликта вряд ли возможно, учитывая, во-первых, одиозную личность «патриарха» Филарета, а во-вторых, политическую составляющую проблемы, то есть очевидную заинтересованность антироссийских кругов на Западе в существовании «религиозного фактора», который можно было бы использовать для дальнейшего разобщения братских славянских народов.

Хорошо, что на протяжении пятнадцати лет не изменилось главное — наша вера и надежда: «Да пребывает над всеми нами благословение Господне. И да прославится через нас Святое имя Господа нашего Иисуса Христа, Ему же слава и держава, честь и поклонение ныне и присно, и во веки веков. Аминь».

См. также: Полный текст слова Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в день интронизации (Москва, 10.06.1990 г.).